Скрытые следы

Ханне подняла крик, чего и следовало ожидать от нее в подобной ситуации. Но Ионатан заранее подготовил к этому сестру. К тому же шторм быстро улегся, так что Мари могла вздохнуть спокойно.

– Разве вы не понимаете, что после всего этого должны пожениться? – вопила Ханне. – Иначе это просто немыслимо, неприлично!

Ветле бросил на свою жену укоризненный взгляд, напомнивший ей о ее собственной юности, далеко не белоснежной и не безупречной. И Ханне замолчала.

Ветле был бледен, главным образом, из-за того, что его беспокоила судьба дочери. Сев рядом с плачущей Мари, он обнял ее за плечи.

– Ты уверена в том, что не хочешь выйти замуж за Иосифа? – спросил он. – И ты уверена в том, что он не хочет взять тебя в жены?

– Он просто законченный идиот, – прогнусавила Мари.

– Сейчас вопрос не в том, что вы, сопляки, думаете друг про друга, – сказала Ханне. – Ваши желания никого не интересуют. Единственное спасение для вас теперь – это брак.

– Дорогая Ханне, Люди Льда имеют обыкновение жениться по любви, – напомнил ей Ветле. – Этим мы всегда отличались от остальных людей. И многие наши женщины вынуждены были воспитывать своих детей в одиночестве. Вспомни гордую Ингрид и ее сына, получившего языческое имя Даниэль Ингридссон!

– Но я не хочу, чтобы моего сына звали Мариссоном! – зарыдала Мари.

– Нет, конечно, нет, – миролюбиво заметил Ветле, – твоего ребенка будут звать Вольден, и мы с мамой во всем будем поддерживать тебя. Мне кажется, тебе следует сейчас переехать домой, невзирая на Тенгеля Злого. Тебе уже девятнадцать, ты не ребенок. А когда ты родишь, мы, возможно, уже разыщем нашего проклятого предка и снова вздохнем свободно.

– Но нам нужно переговорить с Кристой и Абелем, – сказал Ионатан.

Ветле явно этого не хотелось. Абель был хорошим парнем. Но у него были свои принципы, свои понятия о порядочности.

– Конечно, поговорим, – сказал Ветле. – Но лучше всего – в том числе и для Кристы – будет, если ты переедешь домой. Ведь она тоже несет за тебя ответственность, Мари.

Девушка несколько раз кивнула.

– Мы должны также поговорить с этим пройдохой, – со всем жаром своего французского темперамента сказала Ханне. – Так обесчестить девушку!

Ионатан воздержался от комментария по поводу того, что Иосиф вовсе не лишал ее невинности.

– Разумеется, у меня есть большое желание устроить ему взбучку, – сказал Ветле. – Но это ни к чему не приведет. Конечно, он хороший нагоняй от меня получит в любом случае. Я не позволю ему совершенно уйти от ответственности.

– Мне так хочется домой, – пропищала Мари и снова зарыдала.

– Пожалуйста, возвращайся, – мягко произнес Ветле. – Но как нам быть с Карине? Завтра она начинает работать в больнице. А что будет осенью?

– Ты будешь присматривать за своей младшей сестричкой? – предостерегающе спросила Ханне сына. – Смотри, чтобы она тоже не наделала глупостей!

– Но ей всего пятнадцать, – возразил Ветле.

– Будто бы это имеет какое-то значение для мужчин! – фыркнула Ханне. – Я думаю, что для нее лучше всего будет вернуться осенью в дом Кристы. Там я, по крайней мере, могу быть за нее спокойна. А то еще ваш жуткий предок набросится на нее. Да и Кристе она будет помощницей.

– Да, у Кристы столько дел, – сказала Мари, вытирая нос. – Ведь Абель внушает своим сыновьям мысль о том, что женщинам место исключительно дома. Так что они все непробиваемые. Кроме Йоакима, который отличается от всех.

Наконец-то Ханне успокоилась. Теперь ее негодование вылилось в другое русло.

– И как ты только могла, Мари, просить Ионатана помочь тебе сделать аборт! Ведь речь идет о нашем внуке! Ты не подумала об этом?

Глубоко вздохнув, чтобы побороть рыдания, она сказала:

– Я только теперь подумала об этом.

– Ведь это ребенок из рода Людей Льда, – добавил Ветле. – А таких детей уничтожать нельзя. И поскольку Тува мечена, ты не рискуешь родить еще одного меченого, Мари.

– Значит, вы больше не сердитесь на меня? Вы прощаете меня?

– Разумеется, – сказала Ханне, обнимая ее. Ведь Ханне могла с легкостью переходить от гнева к пониманию. Поэтому иногда бывало нелегко угадать ее настроение. – А теперь мы будем рады забрать тебя домой! Каково, ты думаешь, приходится нам, когда с нами нет наших детей, а они в это время так нуждаются в нас? Можешь ли ты понять ту печаль и ту тоску, которую испытываем мы с Ветле? Можешь ли ты понять нашу ненависть к этому… к этому мародеру, который отравлял жизнь вашего рода на протяжении шестисот пятидесяти лет?