55  

На глазах юноши снова появились слезы. Уже от радости.

Перед ним стоял Руне, угловатый, хромой Руне с растрепанными волосами.

Его лучший друг из Норвегии.

11

Руне сел на край постели Ионатана. Они говорили шепотом, потому что после отбоя разговаривать не разрешалось.

Ионатан смеялся и плакал одновременно.

– Мне не следовало бы радоваться, увидев тебя здесь, – сбивчиво говорил он. – Меня должно было это опечалить. Так оно, конечно, и будет, когда я соберусь с мыслями. Но в данный момент я безумно рад видеть тебя!

– Ты одинок здесь? – мягко спросил Руне.

– Да. Только теперь я понял, каким бездонным было мое одиночество. Но рассказывай! Значит, они схватили тебя?

– Да. Я всегда считал, что это невозможно, что я смогу вывернуться в любой ситуации, но… Я вел себя слишком безрассудно.

– Еще одна поездка?

– Нет, они схватили меня в доме, находившемся под подозрением. Одного моего появления там оказалось достаточно.

– Руне, – прошептал Ионатан. – Мне так жаль, что ты попал сюда. Здесь… ужасно! Ты не представляешь себе, что тут творится, я мог бы рассказать тебе много такого, во что ты просто не поверишь. Но все это правда, все до последней детали. Но теперь я хочу послушать новости из Норвегии. Как там дела?

– Неважно. Страна в железных тисках.

– А моя семья? Ты что-нибудь знаешь о них? Как там Карине?

Руне улыбнулся в темноте.

– Карине купили собаку. Это самое лучшее лекарство для ее израненной души. А твоя сестра Мари живет, насколько мне известно, дома у родителей. Не так давно я разговаривал с одним из парней, живущем в одном доме с Карине. Думаю, его зовут Йоаким.

– Да, Йоаким хороший парень. По-моему, он немного влюблен в Карине. Но ей всего пятнадцать лет, так что это ни к чему не приведет. А жаль!

– Проблемой для Карине является не возраст. Ей нужно, чтобы кто-нибудь вытравил все дурное из ее памяти – и основательно, чтобы в подсознании у нее не осталось ничего такого, что доставляет ей мучения.

– Да. Ты говоришь, собака приносит ей пользу?

– Огромную!

Кто-то подошел к ним, и Руне тут же забрался под одеяло.

Когда человек прошел мимо, Ионатан прошептал:

– Руне, мне так не хватает моих близких! Я постоянно тоскую по дому. И постоянно гоню эти мысли прочь. О, Руне, как я хочу домой!

– Я понимаю, – ответил его товарищ.

Дальше продолжать разговор они не решились.

Только теперь Ионатан начал понимать ту опасность, которая подстерегала здесь Руне. Он был оригинален по характеру, по внешности. А с такими в Заксенхаузене обращались бесчеловечно. Таких, как он, считали неполноценными. Такие, как он, подлежали уничтожению, чтобы не испортить чистую нордическую расу, которой предстояло утвердиться в Великой Германии.

Спрятав лицо в тощую подушку, Ионатан заплакал. Но на этот раз он плакал не о себе. Он оплакивал Руне.

Ионатан и Руне пробыли в Заксенхаузене всю зиму.

Юноша был прав в своих страшных предчувствиях: Руне стал настоящим заморышем, которого с радостью мучили все без исключения охранники.

Тем не менее, Руне всегда находил слова утешения для Ионатана, когда они возвращались в барак после изнурительной работы. Эта зима была необычайно холодной. Таких мало было в этом столетии. В Советском Союзе и в Финляндии снегоочистители сгребали множество окоченевших трупов солдат, лежащих вдоль железнодорожных путей, в Ботническом проливе замерзла вода, в Центральной Европе солдаты замерзали на полях сражений.

Пленные, содержавшиеся в концлагерях, не имели зимней одежды. И Руне озабоченно наблюдал за тем, как его молодой друг бледнеет и худеет день ото дня, как по ночам его мучает кашель.

Руне, которого били и презирали охранники, делил с юношей свой скудный паек, залечивал его израненные руки и ноги после работ в каменоломнях и на строительстве дорог, а также после долгих переходов пешком в рваной обуви. Ионатан старался хоть как-то предотвратить нападения охранников на Руне, утешал его и предавался бессильной ярости, когда его друг лежал, избитый, на нарах и молча страдал, не в силах пошевелиться.

Руне был удивительно выносливым. «Мне пришлось этому научиться, – сказал он. – Жизнь закалила меня».

Ионатан понимал это. Он знал, что Руне настолько крепко сложен, что может выдержать любое физическое насилие. Но вот как с его психикой, он толком не знал. В некоторых случаях, когда Руне особенно мучили, в его глубоко посаженных глазах появлялось опасное свечение.

  55  
×
×