Привидение в кроссовках

– Наде очень плохо, – осторожно сообщила я, – вы ее подруга?

Дина кивнула.

– Наде очень нехорошо, – продолжала я, – хуже некуда.

– Ниче­го, – отмахнулась собеседница, – поправится, у нее здоровья два грузовика, не то что у меня. Возраст у нас один, только я насквозь больная, а у Надьки да­же голова нико­гда не щелкает. Прямо странно, что ее вирус свалил, она пос­ледний раз соплями обвешивалась, ко­гда в первом классе была.

– Вы учились вместе в школе?

– Ага, десять лет за одной партой просидели, – вздохнула Дина, – только я дура, а она умная.

– Ну зачем вы так про себя, – протянула я.

– Сделаем заказик, – прощебетала подлетевшая официантка.

Дина растерянно посмотрела на меня. Я ласково улыбнулась:

– Давайте выпьем за знакомство, я угощаю.

Девица повеселела.

– Ну капельку можно.

– Отлично, – затараторила я, – принесите нам коньяк, кофе, пирожные со взбитыми сливками.

– Какие? Хотите блюдо ассорти?

– Давайте.

Ко­гда заказ прибыл, Дина набросилась на корзиночки и трубочки. Я нико­гда особо не следила за фигурой, она была у меня стройной от природы, поэтому могу позволить себе слопать лишнее пирожное или тарелку макарон с жирным соусом. Но проглотить четыре корзиночки, доверху набитые взбитыми сливками, а потом, не поморщившись, приняться за эклеры, такое мне слабо! Дина же недрогнувшей рукой переместила к себе на тарелочку пятое по счету пирожное и удовлетворенно вздохнула. Мо­жет, она настолько бедна, что не мо­жет позволить себе купить сладкое и сейчас оттягивается за долгие недели воздержания?

– Надька у нас умная-разумная, – болтала Дина, – впрочем, вы небось и сами про нее все знаете.

– Нет, – покачала я головой, – мы не дружим.

– Что же она вас с деньгами прислала?

– Давайте еще пирожных закажем? – Я быстренько решила сменить опасную тему.

– Лучше пирожков с мясом, – вздохнула Дина.

И то верно! Мадемуазель переела сладкого, и теперь ее потянуло на иную пищу. Появились пирожки. Проглотив три штуки, Дина пробормотала:

– А вы отче­го не едите?

– Аппетита нет.

– Но тут целых пять осталось.

– Ерунда.

– Можно, я их домой заберу?

– Конечно, дорогая. Кстати, хотите еще и пирожных прихватить? Они тут все­гда свежие и вкусные.

– Ну, – замялась Дина, – если только эклеры…

Я быстренько подозвала официантку, и на столике появилось несколько белых коробочек, аккуратно перевязанных бечевкой. Внезапно Дина расплакалась.

– Что случилось? – испугалась я.

– Это Надька вам велела надо мной поиздеваться!

– Господи, да что я сделала?

– Пирожные эти, – ткнула некрасивым пальцем Дина в сторону коробочек. – Сказала небось, пусть почувствует себя униженной.

– Какой вздор! – вскипела я. – Просто мне показалось, что вам понравилась выпечка, вот я и решила купить эклеры. Себе тоже закажу.

– Вы не представляете, – всхлипывала девушка, – как отвратительно быть нищей, считать копейки, одеваться в секонд-хэнде и постоянно экономить на всем.

– Отче­го же! Очень хорошо это знаю. Долгие годы я существовала на крохотную зарплату!

– Нет, не понимаете, – размазывала по лицу сопли Дина, – меня никто не уважает! Вот Надька деньги дала, да не сама привезла, а вас отправила.

– Надя…

– Ой, не верю я в ее болезни! – взвизгнула «подруга». – Просто ей богатство в голову ударило! От денег у многих башку сносит. Знаете, откуда у нее все?

– Нет.

– Так сейчас расскажу, – оживилась она.

Я вздохнула. Все-таки люди крайне неблагодарные животные. Очень многие норовят сделать гадость тому, кто подал им руку помощи, а все зависть!

Од­нажды моя бабушка Афанасия со вздохом сказала:

– Дашенька, не зови к нам Катю Ковалеву.

Я очень удивилась. Афанасия все­гда приветливо встречала моих подруг, кормила обедом и доставала из буфета остродефицитные то­гда шоколадные конфеты.

– Тебе не нравится, что у нее папа алкоголик? – с детским простодушием поинтересовалась я.

– Нет, – покачала головой бабушка, – Катерина плохая подруга.

– Неправда, – с жаром воскликнула я, – Катька хорошая! Она так меня жалела, ко­гда десятиклассники портфель на шкаф запихнули.

Афанасия вздохнула:

– Маленькая ты еще, глупая. Не тот друг, что в несчастье пожалеет, а тот, что твоей радости порадуется.

– Не понимаю.

– Ко­гда ты на катке руку сломала, как поступила Катя?