– А собака эта, – продолжала как ни в чем не бывало баба, – умнее моих придурков, а уж характером и не сравнить. Дети – гады, а Лада ласковая, меня жалеет.
Я опять промолчала. То, что собаки лучше людей, я поняла давно.
– Стой, – велела тетка.
Я послушно притормозила возле покосившейся избенки. Потом мы выкатили мужика из багажника и бросили в сенях.
– Проходи, не стесняйся, – сказала тетка, – чайку попей, варенье есть, свое, некупленное, проходи в залу.
Я вошла в большую комнату. Из каждого угла тут кричала нищета. Из мебели были стол, четыре стула, буфет и диван. Все старое, потертое, обветшавшее, палас на полу протерся до дыр, а на окнах висели застиранные занавески, больше похожие на серые половые тряпки.
– Все пропил, ирод, – пояснила хозяйка, втаскивая огромный эмалированный чайник.
Грохнув его на круглую железную подставку, она сказала:
– Зина я, а тебя как звать?
– Даша.
– Ну и познакомились, – повеселела тетка, – вишь, пусто у меня. Утянул Петька из дома все, телик имелся, радио, ложки серебряные от мамы, ничегошеньки не осталось, все на водку сменял, сволочь. А ты к нам зачем? Вроде не знаю тебя, если дачу на лето ищешь, то лучше тут и не приценивайся, место гнилое, комарья полно, да и со стороны Капотни ветер иногда такой запах гонит!
– Вы не знаете, где дом Натальи Филимоновой?
– А-а-а, – протянула женщина, – значит, вас Надежда прислала, дом посмотреть, правильно?
– Точно, – на всякий случай кивнула я.
– Чего же сразу не сказали: «Зина, веди дом показывать», или Надя не сообщила, у кого ключи? – хитро прищурилась тетка.
– Так я же не знала, что вы Зинаида, мы ведь только сейчас познакомились!
– Точно, – рассмеялась она, – вот какая я подозрительная, вы мне дело хорошее сделали, а я бог знает чего всегда думаю! Ну, пошли, тут один шаг.
Мы вышли в прихожую, перешагнули через храпящего мужика, миновали крохотный садик, и я увидела огромный трехэтажный дом из красного кирпича.
Зина вытащила из кармана связку ключей, потыкала в замочную скважину, распахнула калитку и перекрестилась.
– Царствие небесное Наталье Сергеевне, благодетельнице моей.
– Ты ее знала?
– А как же! Сколько лет тут углы мыла, каждую трещинку в полу выучила, а уж когда она умирать собралась, то всех вон повыгоняла: повариху, горничную, секретаршу, только меня оставила.
– От чего она скончалась?
Зина снова перекрестилась.
– Слово забыла, болячка у нее была, в легких, красиво так называется эле… эми, не, не помню.
– Эмфизема?
– Вот! Точно, ты, часом, не доктор?
– Нет, – ответила я, – но моя лучшая подруга хирургом служит, от нее слышала.
– Страшная штука, доложу тебе, – вздыхала Зина, не слишком ловко открывая замок, – то вроде здоровая, веселая, улыбается. Потом, бац, начинает хрипеть, задыхается. Ну, а последние два месяца совсем не вставала, судно я из-под нее таскала. Но обиды на Наталью Сергеевну у меня никакой, она мне денег много оставила, только я их не трачу, в сбербанк снесла. Ой, – прикусила она язык, – ты уж сделай милость, про средства иродам не рассказывай, мигом вытребуют и пропьют. А я их на старость берегу, чтобы не побираться на пенсии. Спасибо Филимоновой, с голоду не помру. И Алеша с Надей люди приличные. Приехали сюда, вызвали меня и так тихонечко говорят:
«Вы, Зинаида Ивановна, не волнуйтесь, все денежки сполна получите, мы волю покойной уважаем и ничего оспаривать не станем».
Хорошие ребята, честные. Вот ведь как плохо вышло. Они все думали дом перестроить да въехать, только недосуг заняться было. Потом Алексей помер, а Надя примчалась вся черная и говорит:
«Вот, Зинаида Ивановна, продаю жилплощадь. Держите ключи, если кто приедет и имя мое назовет, смело показывайте, значит, покупатели интересуются».
Мы вошли в холл. Зина зажгла люстру. В доме было прибрано, но легкий слой пыли, лежащий на мебели, и особый, спертый воздух мигом давали понять: помещение нежилое, людей тут давно нет.
– Мебель от Натальи осталась? – поинтересовалась я, разглядывая великолепного качества дубовые стулья.
– Ага, – подтвердила моя провожатая, – все на местах стоит, а в спальне даже одежда ейная висит. Надя с Алешей не сказали, чего делать, а я сама не решилась раздать, – тарахтела Зиночка, – хотя у нас бы многие польстились. Тут всякого добра навалом: три шубы, пальто, ботинки. Ну-ка глянь!
К этому моменту мы как раз добрались до спальни хозяйки, расположенной на втором этаже. Резким движением Зина потянула дверь шкафа-купе, и перед моими глазами предстало нутро гардероба, туго набитое вешалками с одеждой. Я пошевелила плечики. Да уж, похоже, покойная обожала шмотки. Чего тут только не было! Брюки, юбки, пуловеры… На глаза попался остромодный примерно два года назад пуловер из лохматой голубой пряжи. И носы у туфель оказались тупыми, но не длинными, а короткими. Это была одежда молодой, слегка кокетливой дамы, старательно следившей за переменчивой модой. Сейчас, правда, они казались слегка устаревшими, но качества не потеряли. Отличные вещи, купленные не на рынке, не в переходе станции метро, а в магазине, расположенном в центре Москвы.