44  

– Фу, Черри, зубы ты не чистишь, «Стиморол» не употребляешь, зато любишь трескать сырое мясо, неудивительно, что мне приснилась зловонная пантера. Иди отсюда!

Я попыталась спихнуть собаку, но та да­же не пошевельнулась. Вдруг что-то мягкое, но одновременно и острое коснулось моей правой щеки. Я скосила глаза. Это Сомс вытянутой лапой с полуспрятанными когтями трогал мое лицо. Все ясно, кота забыли покормить и он желает подкрепиться. Сомсу наплевать на то, что будильник показывает два часа ночи. Я села, потом встала, зевнула и велела:

– Сомс, иди на кухню.

Кот послушно потрусил за мной. Собаки остались спать в кабинете. Отчаянно зевая, я открыла пакетик «Вискаса». «Гусиное мясо и печень». Сомс мрачно посмотрел на коричневые кусочки и отвернулся.

– Ну ты и пакостник! Разбудил в непотребное время, да еще кривляешься! Ешь давай!

Но кот брезгливо походил вокруг блюдечка и начал «зарывать» угощение передней лапой. Наша Клеопатра проделывает такую процедуру возле пепельницы, полной окурков.

– Лад­но, дружок, не хочешь, не надо, но никакой другой еды нет, придется тебе перейти на подножный корм, начинай ловить мышей, говорят, они самая лучшая сбалансированная пища для кошачьих. Белки, жиры, углеводы плюс кальций и микроэлементы.

Продолжая разговаривать с котом, я взяла привередливое животное на руки, вышла в торговый зал, повернулась, что­бы запереть вход в подвал, и кожей почувствовала чей-то взгляд. Тот, кто, оставшись один ночью дома, вдруг просыпался от ощущения непонятной тревоги, поймет меня. В помещении никого не должно быть, но явственно чувствуется присутствие чужого. Что­бы приободрить себя, я довольно громко заявила:

– Все это ерунда, Сомс, мы одни, – потом развернулась и от ужаса выпустила кота.

В углу, между стеллажами «Русская поэзия XIX века» и «Классика прозы» стояло привидение. Абсолютно белая фигура, укрытая с головой во что-то непонятное.

– Мама, – прошептала я, чувствуя, как земля уходит из-под ног, – мама!

Пришелец с того света поднял правый край накидки, и наружу выглянула рука, вернее, кисть, нет, косточки, которые ко­гда-то были пальцами. Выглядели они настолько жутко, что я оцепенела. Фаланги светились бледным зеленым огнем, на одной виднелся перстень, огромный, кроваво-красный, в вульгарно толстой золотой оправе.

Ужас сковал все мое тело. Господи, что делать? Кажется, в подобных случаях полагается читать «Отче наш», но я, к своему стыду, помню только два слова из это­го текста, я вообще никаких молитв не знаю! Ну почему я была такой дурочкой и не слушала бабушку, ко­гда та пыталась меня научить читать «Богородица, дева, радуйся»? Делать-то что? В голове моментально ожили все сведения о привидениях, почерпнутые из приключенческой литературы. Там герои лихо справляются с подобной ситуацией, показав пришельцу крест или начав разбрызгивать вокруг себя святую воду. Но у меня-то нет ни того, ни другого.

Дрожащими пальцами я ощупала прилавок, на который навалилась в полном изнеможении, нашарила оставленные продавщицами две шариковые ручки, сложила их в виде креста, подняла вверх и сказала:

– Сгинь, пожалуйста!

Но отвратительное существо издало странный хрюкающий звук, подняло другой край накидки, и на свет явилась вторая рука, тоже украшенная перстнем, но на этот раз не с красным, а с зеленым камнем.

– У-у-у, – взвыло привидение и, покачиваясь, пошло на меня, растопырив костлявые ладони. – У-у-у…

Поверьте, нико­гда я не носилась с такой ско­ростью. Сшибая по дороге стеллажи, роняя книги, коробки и невесть откуда взявшиеся палки, я долетела до «тревожной» кнопки и ткнула в пупочку. Сейчас, сейчас сюда явится патруль. Хотя, если рассуждать логично, ну что сумеют сделать парни, вооруженные пистолетами, с призраком? Обычные пули здесь не помогут, вроде восставших из могилы убивают серебряными. Хотя, кажется, так поступают с вампирами. Трясясь от ужаса, я рвала щеколду, желая выйти на улицу. Наконец огромная железка поддалась.

Я вмиг вынеслась на январский мороз и тут же затряслась. Впрочем, в подобной реакции организма не было ниче­го удивительного. Градусник показывает минус пятнадцать, а я стою на тротуаре в коротенькой футболке, без нижнего белья и чулок. Более того, на ногах у меня тоненькие домашние тапочки, их называют балетками. Верх из атласа и картонные подметки.

Но ни за какие блага мира я не соглашусь од­на войти в магазин. Буду стоять тут, замерзну, как генерал Карбышев, превращусь в ледяную статую, но порог переступлю только с милиционерами.

  44  
×
×