Привидение в кроссовках

Потом директор умер, пришел новый, но ему Татьяна Борисовна ниче­го не стала говорить, она хранила тайну довольно долго, открыв ее только нескольким людям: сыну, его жене, Елене Карелиной и еще одной особе. Купив магазин, Лена Карелина принялась его переделывать и мигом обнаружила секретный ход. Моя подруга, как все женщины, обожает всякие чудеса и секреты. К тому же ей было жаль разрушать винтовую лесенку. Запирающие механизмы работали исправно, вот Ленка и решила оставить ход в целости и сохранности.

– Кому вы еще рассказывали о нем? – поинтересовалась я.

– Ах, детка, – вздохнула Татьяна Борисовна, – тут прямо роман приключился!

И она пересказала мне историю с письменным столом. Я упорно ахала, изображая невероятное удивление. Затем старушка продемонстрировала само письмо и горестно вздохнула:

– Значит, и впрямь в доме был спрятан клад. Только, естественно, он давным-дав­но кем-то найден.

– Почему вы так думаете? Вдруг лежит себе и ждет вас!

Алтуфьева улыбнулась:

– Нет, конечно. Понимаете, Дарьюшка, комнаты много раз перестраивались. На первом этаже вообще снесли все стены, кроме несущих… Правда…

– Что? – поинтересовалась я.

– Мне так думается, что захоронка находилась на втором этаже.

– Почему?

Татьяна Борисовна подошла к хорошенькому комодику, украшенному медальона­ми, выдвинула ящичек, вытащила элегантный портсигар и вздохнула:

– Душенька, поскольку мы с вами родственницы, признаюсь еще в одном грехе. Ужасно, конечно, это совершенно неподходящее занятие для дамы, но я курю! Вот!

И она с лихостью подростка щелкнула зажигалкой. Я рассмеялась и вытащила «Голуаз». Алтуфьева пришла в полный восторг:

– Милая моя! Совершенно очевидно, что мы родные души. Что же касается клада, то вот вам мои соображения.

На первом этаже особняка Алтуфьевых помещался зал для балов, гостиная, куда съезжались на визиты великосветские знакомые, столовая и кухня.

– Прятать что-нибудь там папенька бы нико­гда не стал, – поясняла Татьяна Борисовна, – слишком много посторонних имели доступ в эти помещения.

На третьем этаже, в правом крыле, помещались покои Танечки: детская, классная комната и спальня няни. Слева жили камердинер Бориса, две горничные и повар-француз. Мо­жет, вам покажется странным, что детские покои и комнаты прислуги находились на одном этаже. Но, во-первых, их разделял огромный холл, девочка нико­гда не сталкивалась с обслуживающим персоналом, а во-вторых, так уж было принято в те годы. Детей любили, давали им отличное образование и безукоризненное воспитание, но… Но до шестнадцатилетия наследников в гостиную не пускали. Ко­гда в доме намечался прием, детям накрывали отдельный стол. Такова была система воспитания.

Сыновья и дочери обращались к родителям на «вы», никаких ночевок в большой кровати матери или фамильярных отношений с отцом. Между старшим и младшим поколением соблюдалась дистанция, впрочем, тот, кто читал писателей XIX века, и без меня знает о привычках дворянства тех, канувших в пучину времени, лет. Поэтому Татьяна Борисовна сообразила, что и на третьем этаже ниче­го не могло быть схоронено. Оставались комнаты на втором. В них жили Борис и Дарья. Огромные спальни, кабинет, гардеробная, библиотека, ванные комнаты, где-то там, в анфиладах, и таилось сокровище.

– Поймите меня правильно, Дарьюшка, – вещала Татьяна Борисовна, – я, слава богу, отлично обеспечена, совершенно не нуждаюсь, сыта, одета, обута. От матушки остались кое-какие сбережения. Поверьте, материальная сторона клада меня не волнует. Ну, рассудите сами, кому мне оставлять накопленное? Муж умер, единственный сын погиб…

Из родственников только внук да невестка. Но она отвратительная женщина, хамской крови. Странно, что Костя решил именно ее взять в жены. Мне не хочется да­же упоминать ее имя и фамилию, гадкая особа, к тому же нечиста на руку. Ну а с внуком я тоже практически не общаюсь. В детстве он был вылитый Костик и радовал меня этим, а потом начал все более и более походить на мать, отношения на­ши свелись к нулю.

Правда, пос­леднее время невестка стала мила, пару раз заглядывала в гости, приносила отвратительные, псевдошоколадные конфеты. Я, наивная душа, решила попробовать одну, что­бы сделать жене Костика приятное. Раскусила шоколадку, вроде ниче­го, хотя, конечно, дрянь отменная. А че­рез десять минут мне стало плохо, в голове все завертелось, легла в кровать и провалилась в сон до следующего обеда. Понятное де­ло, что шоколадка была испорченной. Я потом на коробке срок годности нашла, представьте, душенька, он истек за два месяца до того числа, как бонбоньерка на стол попала! Естественное де­ло, мой организм, привычный к хорошим продуктам, не вынес и отреагировал столь странным образом, хотя…