Томление

Он в известной мере терпел Ирью и Лив. С другими же он просто не ладил.

Таральд честно пытался заниматься со своим сыном, понять его. Но всякий раз при этом тяжело вздыхал.

Кольгрим развивался неплохо для своего возраста. Он был смышленым и рано осознал власть слов — в особенности маленького словечка «нет». И он без устали пользовался им.

Ирья проявляла незаурядное терпение. Лив же часто отчаивалась при выходках этого буяна и призывала на помощь Ирью, когда не могла сама утихомирить внука. И когда Кольгрим видел, что его шалости не вызывают отчаяния и гнева у его няньки, то успокаивался и больше не шалил.

Никто бы не подумал, что этот маленький мальчик может быть таким коварным!

Лив получила письмо от Сесилии. Она прочитала его Ирье.

«Мама, я так скучаю по дому! Мне так хочется оказаться дома на Рождество, я только и думаю, что о нашем Гростенсхольме.

Но в этом году домой меня не отпустят, так как каждый здесь занят своим, а мне придется оставаться все время с детьми. Конечно, мне не то, чтобы совсем неуютно в Дании, вовсе нет. У меня появилось здесь много друзей. И все же я не была дома уже несколько лет. Должно быть, малышу Таральда уже два с половиной года, а многих нет в живых — бабушки и Якоба, и еще Суннивы, и другой бабушки с дедушкой. Так много всего произошло, а я все отсутствую! Меня не было ни на свадьбе, ни на похоронах, ни на крестинах. И мне так страшно, что еще что-то случится без меня, и мне хочется непременно вернуться домой! Хоть бы на одно Рождество мне оказаться дома! Я так тоскую без вас!»

Лив опустила руку с письмом.

— Бедная моя девочка, мне надо поговорить с Дагом, чтобы она все-таки навестила нас хоть на какое-то время. Мне тоже очень не хватает ее, но мне казалось, что у нее в Дании все прекрасно.

— Как хорошо было бы снова увидеть Сесилию, — ответила Ирья, тщетно пытаясь одеть Кольгрима, который снова и снова срывал с себя одежду.

Ирья никогда не заговаривала о том неприятном событии, которое произошло несколько месяцев назад, когда сияющий от счастья Таральд привел в дом свою новую невесту. Все, разумеется, были рады ей, и Ирья пыталась приглушить чувство горечи в самой себе. Эта невеста была девушкой из дворянской семьи, и ее приняли в Гростенсхольме тепло и сердечно.

Но вот она увидела Кольгрима, сына Таральда. Его слишком широкие плечи, отнявшие у Суннивы жизнь, отталкивающее выражение лица, злобное и угрюмое. Глаза мальчика, полные нечеловеческой злобы, с инстинктивной ревностью сверлили девушку.

Она оставалась в усадьбе еще некоторое время. Но затем уехала и никогда больше не вернулась назад: Таральд получил от нее лишь холодное вежливое письмо с отказом.

После этого он долго не мог смотреть на своего собственного сына.

В деревне о Кольгриме ходили разные слухи. Люди не переставали говорить о подменыше, несмотря на то, что повивальная бабка и сама Ирья усердно опровергали их. Но они-то ведь присутствовали при родах и видели все своими глазами. Никаких троллей в комнате роженицы не было, да она и сама умерла, несчастная, а священник тотчас же окрестил новорожденного.

Но люди говорили, что Суннива, должно быть, зачала ребенка от Дьявола, и эти сплетни жестоко ранили сердце Лив. Сам священник тоже пытался развеять всякие кривотолки, повторяя, что ребенок крещен во имя Господа нашего Иисуса Христа, но все же сплетни не утихали. Все хотели взглянуть хоть одним глазком на уродца, о котором постоянно шепталась прислуга из Гростенсхольма.

До сих пор мальчика не выпускали из дому. Но Ирья так устала от всяких слухов и так жалела мальчика: ведь и она сама в детстве испытала насмешки окружающих из-за своих физических изъянов.

И вот, она надела на Кольгрима его самые нарядные одежды, зачесала волосики назад, чтобы они не торчали из-под шапочки, посадила его на санки и повезла в церковь. Это было за пять недель до Рождества. Лив тогда болела и потому осталась дома, ничего не зная о поступке Ирьи.

На церковном дворе начались перешептывания и мигания. Но Ирья мужественно взяла мальчика на руки и понесла к церковным воротам. Внешне она старалась сохранить спокойствие, но сердце учащенно билось в ее груди так, что было трудно дышать.

С Кольгримом тут же возникли сложности. Он дергал ее за руку, упирался и явно не хотел идти в церковь.

Если он сейчас закричит, то все потеряно, с напряжением думала Ирья. И тогда люди решат, что он действительно подменыш. Лукавое отродье.