Скандал

Кристер и его семейство уехали домой в Моталу: их ждали шлюзы Гета-канала и роскошное празднество на природе в окрестностях Линчепинга.

Но сперва Кристер красиво попрощался с маленькой Магдаленой.

Он был для нее невероятной поддержкой в эти трудные дни. Всегда, когда она просыпалась, он был рядом. Сидел на постели и пытался ободрить. Старался притупить ее боль и заглушить горькие воспоминания. Он обнимал и утешал ее, когда она обливалась слезами над злосчастной судьбой своей матери. Он терпеливо выслушивал ее рассказы о долгих годах жизни сначала нежеланной падчерицей в новой семье отца, а потом пленницей в зловещем приюте. Ей нужно было от многого избавиться, многое отринуть, и он всегда был рядом. В эти дни они стали очень близки друг другу.

И вот он должен уезжать. Они спустились в парк Молиновой усадьбы и молча побрели по дорожке, словно им было больше нечего сказать. Впереди черной тучей нависла разлука.

– Ты… напишешь мне? – наконец выдавил из себя Кристер.

Она грустно улыбнулась.

– Однажды я твердо обещала тебе писать, но тогда мне помешали. Теперь я опять твердо обещаю. А ты сможешь мне написать?

– Конечно! Теперь-то у меня есть твой адрес. А тогда ты мне не позволила. Боялась, что они перехватят письма. Но теперь мы свободны, Магдалена!

Они шли медленно-медленно, еле волоча за собой ноги, но тем не менее впереди уже замаячил конец парка. А во дворе усадьбы стоял готовый к отправлению экипаж. Перед ними бежал Саша.

Кристер остановился и взял ее руки в свои. Он был серьезен. Пристально вглядывался ей в лицо, словно хотел навсегда запечатлеть в памяти дорогой образ.

Однажды она явилась ему маленькой сказочной принцессой, такой красивой, нарядной и воздушной. Теперь от той принцессы мало что осталось. Волосы ее резко пахли уксусом после травления вшей, кожа была по-прежнему покрыта сыпью и следами укусов, хлопчатобумажное платьице мешком висело на тощем тельце. Но на щеках появилась краска, а на костях наросло немножко мяса.

– Я вернусь, Магдалена. Я не намерен всю жизнь быть шлюзовым смотрителем, займусь учебой. Непременно! Мой отец и твой дедушка побеседовали о моем будущем.

Он поднес ее руки к губам и поцеловал, сначала одну, потом другую, романтически замирая. Это был трепетный миг. Возвышенный! Она взволнованно вздохнула.

– Когда ты повзрослеешь, Магдалена, я тебя поцелую по-настоящему. Если ты мне позволишь.

– А я уже достаточно взрослая, – прошептала она.

Он не верил своим ушам.

– И я буду так ужасно далеко, – протянул он, чтобы проверить ее реакцию.

– Ужасно далеко.

Кристер заглянул ей в глаза.

– Думаешь, мы можем? Это позволительно?

Она энергично кивнула. Глаза ее блестели одновременно робко и решительно.

Он не осмеливался дышать. Чувствовал, как горели щеки, когда он бережно-бережно обнял ее за плечи и притянул к себе. Она так легко и мягко подалась навстречу.

О, это было прекрасно! Волшебно! На мгновение он почувствовал предательское головокружение – то ли любовный дурман, то ли пары уксуса, это навсегда останется тайной. А потом медленно отпустил ее губы.

После этого слова были невозможны. Они шли молчаливые, мечтательные и печальные – рука в руке, ужасно смущенные близостью друг друга.

– А-а, вот вы где, – раздался голос Тулы, и они обнаружили, что вышли прямо на середину двора. – Кристер, я никак не найду твоих свежевыстиранных трусов. Они висели на веревке и вдруг исчезли.

О, сбила весь настрой! Кристер метнул убийственный взгляд в сторону матери, но та и не подумала заметить.

– Они на мне, – коротко сказал он.

– Но они же мокрые!

– Ничего не поделаешь. Других я не нашел.

Только тут Магдалена заметила, что его элегантные белые брюки прилипли к бедрам. Должно быть, ужасно неудобно.

Так оно и было.

– Ты должен снять их, – смущенно произнесла Магдалена. – В приюте я узнала, как легко можно подхватить болезнь из-за этого.

Тут Кристеру во всей красе открылась перспектива, как мужчины всю жизнь живут по указке женщин: сначала матери, потом жены, а потом даже и дочерей…

Тула весьма унизительно протянула ему новые трусы, и он, покраснев, кинулся в дом. Да, не так он представлял себе душераздирающее прощание. Вертевшийся под ногами Саша едва не опрокинул его.