Кровавая месть

— Я мог бы повесить ее за это… — неуверенно произнес судья.

— На это мы не осмелимся… — торопливо ответил воллерский помещик, утирая с жирного лица холодный пот. — Но от этого кровожадного деревенщины толку уже не будет.

— Согласен. Он близко не подойдет к этой женщине — она для него слишком сильная. Да и по отношению к Скактавлу он уже бесполезен: все это будет иметь столь же плачевный результат.

— Да. Гораздо приятнее будет посмотреть, как сойдутся прекрасная девственница и благородный господин, — сказал помещик.

— Он в отцы ей годится и строит из себя покровителя.

— Тем лучше. Отношения отец-дочь подчас бывают пикантными, если чуть ослабить вожжи.

Судья усмехнулся.

— Понадобится совсем немного времени, чтобы он лег в ее объятия. Целый год воздержания — это больше, чем может выдержать мужчина.

Они сели на коней и поскакали в Воллер, чтобы хорошенько поесть и выпить.

В амбаре было тихо. Вдруг дверь приоткрылась, и кто-то втолкнул миску с едой.

Но на этот раз дело этим не ограничилось. Пока преступник пожирал еду, дверь снова открылась и в помещение вошли двое мужчин. В воздухе просвистел топор и одним ударом снес убийце голову. Тело его осело на пол. Мужчины вытащили его и закрыли дверь.

Все это произошло так быстро, что Виллему не сразу поняла, в чем дело. Она в страхе прижалась к Скактавлу. Он пытался утешить ее, как мог, хотя и сам был глубоко потрясен.

— Он был таким… беззащитным, — всхлипывала Виллему. — Человек, который ел, и вдруг… Конечно, он был скотом, но те сами не лучше!

Дворянин бормотал что-то в знак согласия.

— Почему они это сделали? И именно теперь? Чтобы обезопасить меня?

— Вряд ли, — с горечью усмехнулся он. — Они в нем больше не нуждаются. Он нашел своего начальника.

— Кого же?

— А Вы сами как думаете? — с улыбкой произнес он.

Она задумалась.

— Это проявилось… — прошептала она самой себе. — Это пришло.

— Что?

— Одаренность, которую я предчувствовала в себе. Способность, которой нет у других. Господин Скактавл, мне что-то страшно!

— Меня это не удивляет: я сам напуган. Что же касается нашего третьего… то так даже лучше. Конечно, все это трагично, меня ужасает его судьба, но для нас это будет облегчением.

Виллему впервые внимательно посмотрела на него. Она признала в нем того человека, который пришел в хижину на горном пастбище, что возле Тубренна, с двумя ранеными. Но теперь он был бородат, отросшие волосы свалялись, его лицо, так же как и все тело, было изранено и покрыто запекшейся кровью — оно было почти неузнаваемым.

— Вы говорили, что он досаждал Вам, и я вижу это, — сочувственно произнесла Виллему. — Можно мне осмотреть Ваши раны? Может быть, я смогу помочь.

Это смутило его, однако он тут же пошел к бочке с водой и умылся, догадываясь, каким страшилищем выглядит в ее глазах. Теперь у него появилось желание следить за своей внешностью.

Она заметила, что он хромает и что его левая рука не сгибается в локте. И это были не единственные последствия побоев.

Нежные, немного нетерпеливые руки Виллему оказались чудодейственными для его ран. Каждый день она делала ему перевязку, пожертвовав на это часть своей одежды. Они относились друг к другу как последние друзья в этом извращенном мире, и, будучи людьми воспитанными, оказывали друг другу всяческое внимание, боясь невольно огорчить чем-то друг друга.

Их оставили в покое. Еду приносили ежедневно, сторож принес еще соломы для постели, но больше они никого не видели. Сторож был тем самым Вонючкой, который набросился на Виллему в лесу.

— Что они задумали сделать с нами? — спросила она его.

— Я не знаю, — ответил Скактавл. — Не знаю.

Теперь он чувствовал себя намного лучше: раны стали заживать, никто его больше не избивал. Но он был совершенно растерян, повержен в прах перед лицом будущего, проведя целый год в амбаре с убийцей, ненавидящим весь мир и вымещавшим на нем свою ненависть.

— Как же Вы зимовали здесь? — спросила она. — Лично я уже замерзаю! Все это просто отвратительно!

— У нас есть древесный уголь в чугунке.

— Но ведь это опасно!

— Да. Но здесь есть дымоход. Хотя вряд ли станет тепло: ветер продувает стены насквозь. Боюсь, что у меня начнется изнурительный ревматизм.