Кровавая месть

— Почему ты думаешь, что доказательством того, что Виллему жива, служат все эти несчастья? — спросила Габриэлла.

— Кто-то держит ее в качестве пленницы и мстит ей, вредя всем вам, ее близким. Я уверен, что они сообщают ей об этом, представляют все в гораздо более мрачном виде, чем это есть на самом деле.

— Но это же бесчеловечно! Почему кто-то должен мстить ей?

— Ты хорошо знаешь, почему, — сказал Калеб, — потому что она и Эльдар Свартскуген убили Монса Воллера.

— Опять этот Воллер! — сказал Доминик. — Вы позволите мне отправиться на поиски?

Габриэлла испуганно взяла его за руку, Калеб вздохнул и сказал:

— Как бы мы не хотели этого, мы вынуждены сказать «нет». Они повсюду устроили засаду.

Доминик улыбнулся.

— Вы забываете одну вещь: у меня есть способность чувствовать, что у человека на уме. Я хорошо улавливаю сигналы, исходящие от злых людей, и прихожу в боевую готовность.

Родители Виллему переглянулись: с сомнением, надеждой, чувством вины.

— Мы не хотим решать что-то за тебя, — сказал, наконец, Калеб. — Благодарим тебя за твою добрую волю, но просим посоветоваться с твоими родственниками из Линде-аллее. Пусть они решат! Мы боимся вмешиваться в твою судьбу.

— Я понимаю вас, — улыбнулся Доминик. — Я сейчас же еду в Линде-аллее!

Бранд и Андреас с неохотой отпустили его. Никлас хотел ехать с ним, но Доминик решил все сделать сам. Он предполагал, что ступает на опасный путь, и не желал втягивать других в возможную катастрофу.

Коня он оставил на Липовой аллее — он был слишком заметен — и пошел пешком. Все остальные уже пытались найти Виллему, теперь настала его очередь.

Он тоже делал ставку на округ Энг и поместье Воллера, но сначала он осмотрел округ с вершины холма.

Энг не был таким большим, как Гростенсхольм.

Деревня располагалась среди поросших лесом холмов. Рядом находился округ Муберг.

Воллер был хорошо виден: как и усадьбы в Гростенсхольме, это была самая крупная усадьба в округе. Доминик осмотрел и близлежащие усадьбы, зная, что его родственники, люди нотариуса и свартскугенцы уже обследовали все дома в окрестностях Воллера, все дворовые постройки. Но Виллему там не было.

Пройдя через лес и поле, Доминик оказался в усадьбе Воллера. У постороннего здесь не было никакой возможности незаметно пройти по двору или попытаться узнать у кого-нибудь из работников, где находится Виллему. Хозяин выбирал себе подручных с большим пристрастием. Все они были того же пошиба, что и он.

Уже начинало темнеть, и Доминик, видя безрезультатность поисков, решил отправиться прямо в пасть ко льву.

Воллерский помещик принял его лично. Доминик Линд из рода Людей Льда? Еще один из этих высокомерных тварей! Он невольно отпрянул назад: у этого тоже желтые глаза! И какие глаза! Они сверкали под черными бровями как свеженачищенная латунь!

Судя по одежде, это был богатый человек. Паладин? Нет, швед. Юноша представился как курьер Его Величества короля Карла.

Это было неосторожно со стороны Доминика. Он полагал, что это может как-то защитить его, но воллерскому помещику было наплевать на шведского короля Карла XI. Более того, это еще больше его разозлило: как приверженец датчан, он всегда имел зуб на шведов. Надо проучить этого зазнайку!

Все чувства Доминика — пять обычных и экстра-чувство — были в боевой готовности. Лучше, чем кто-нибудь другой, он понимал настроение своего противника. «Это сам грех в человеческом обличье!» — думал он, изучая тяжеловесное лицо с бычьим затылком, настолько широким, что раковины ушей оттопыривались в стороны, а цвет лица свидетельствовал о холерическом темпераменте. Этот грузный, деспотичный человек держал взаперти Виллему! И он был непримирим. Он был к тому же коварным, о чем свидетельствовали сощуренные глаза «Я должен был быть осторожнее. Мне не следовало соваться сюда. Это было ошибкой. Однако я уже здесь. И все те, кто уже побывал здесь, угрожали, просили, умоляли, клянчили… и все безрезультатно! Что же остается делать мне?»

Когда он входил в усадьбу, у него созрел план: спокойно и по-деловому поговорить с ним, придти к какому-то решению, но этот план был тут же отброшен, как только он увидел Воллера. С этим человеком невозможно было ничего обсуждать: он делал только то, что считал нужным.

Доминик начал: