Кровавая месть

— Нечего? Фрекен хочет взглянуть?

— Нет уж, спасибо! А если у тебя что и осталось, то повесь это на гвоздь, как кусок веревки!

— Кусок веревки, говоришь? Я скажу фрекен, что во всей армии Его Величества короля Кристиана не было такого превосходного инструмента, как у меня! Мы измеряли: в два пальца длиной! Не так уж плохо… а?

— Так это было тогда! С тех пор все это поусохло.

— Ничего подобного! Если я ударю им по столу, то подпрыгнут тарелки!

— Деду не подобает стоять здесь и бaxвaлитьcя — доброжелательно сказала повариха и потрепала Йеспера по плечу. — Если ты сядешь вон в тот угол, я поднесу тебе стаканчик… Ну, как?

Его беззубый рот растянулся почти до ушей.

— Это тебе понравится! Я должен сказать фрекен, что прошлой ночью я потрудился: не каждый сможет вызволить из беды дворянина и созвать в свой дом всех Людей Льда. Фрекен может посетить как-нибудь мою резиденцию — я угощу ее и тем, и другим…

Повариха налила ему стаканчик, после чего занялась без помех своими делами.

Весь дом был охвачен лихорадочным беспокойством, так же, как и две другие усадьбы. И уже через час об этом узнали все местные жители.

11

— Они вырубают лес, — удивленно сказала Виллему Доминику.

— Да. Они стучат уже целый день.

— Хотят наделать еще перегородок? Посадить еще пленников?

— Не знаю.

Она стояла, прижавшись к перегородке: ей так хотелось теперь быть с ним рядом.

— Я хочу есть, Доминик.

— Я тоже. Нам не принесли еды!

— Да. Не кажется ли тебе, что они что-то замышляют? Что они хотят заморить нас голодом?

— Но зачем тогда они рубят деревья?

— Для каких-то своих целей… — неуверенно произнесла она. — Как ты себя чувствуешь сегодня?

— Ничего, меня беспокоит запястье: рана покраснела и опухла.

— Вот это да! А я не могу пробраться к тебе!

— Что бы ты могла сделать?

— Не знаю. Прочистить ее, вылизать языком, как это делают собаки. Ради тебя я готова на все!

— Дорогая, любимая Виллему, — нежно произнес он, просовывая через перегородку руку. Он не решался сказать ей, что тоже, как и она, думает, что их решили заморить голодом: сторожа испугались таящихся в ней сил и больше не осмеливаются входить сюда.

Она взяла его ладонь.

— Все-таки это большое утешение, что мы можем касаться друг друга. Об этом они не подумали. Эта рука болит?

— Нет, другая.

— Можно мне посмотреть?

— Не надо, не утруждай себя, ты все равно ничего не сможешь сделать.

— Если бы Никлас или дядя Маттиас были здесь! — вздохнула она. — Ты замерз?

— Да, я весьма легко одет, — усмехнулся он, имея в виду свой обнаженный торс. — Но в этом смысле мы с тобой в одинаковом положении — с разницей лишь в том, что меня ужасно удручает твой кашель.

— Я мешаю тебе спать по ночам?

— Не говори глупости! Меня беспокоит твое здоровье.

Она сжала его ладонь.

— Если бы ты знал, Доминик, как прекрасно чувствовать, что ты беспокоишься обо мне! Но если мы не имеем права пожениться… разве мы не можем жить вместе? Мне так хотелось бы жить с тобой!

— О, святая простота! — воскликнул он. — Почему ты думаешь, что мы не можем пожениться?

— Потому что у нас будут «меченые» дети.

— Да, — сухо ответил он.

По ее телу прошла горячая волна.

— Какая же я глупая, — засмеялась она. — К чему нам все эти слова, которые произнесет священник?

— Виллему, — тихо сказал он, — если случиться так, что мы выживем и вернемся домой… ты позволишь мне просить у твоих родителей твоей руки?

Она просунула обе руки через перегородку и горячо сжала его руку.

— О, да, да, сделай это, любимый, дорогой! Только бы они дали согласие!

— Не очень-то надейся на это. Но я, во всяком случае, попробую. Виллему, если ты станешь моей… Я так мечтал об этом! Постоянно быть с тобой, заботиться о тебе, любить тебя…

Она нервно, но радостно рассмеялась.

— До меня все еще не доходит, что я тебе нравлюсь, что ты хочешь меня! И когда я думаю о последствиях этих признаний, я едва не падаю в обморок!

Он улыбнулся.

— Пока что ты свободна.

— Не забывай о том, что я по крайней мере один раз подвергалась опасности изнасилования, — серьезно заметила она. — И я помогала Эльдару Свартскугену, а он делал не всегда то, что говорил…