Демон ревности

Подобие улыбки появилось на тонких губах Людовика XI, и он несколько раз хлопнул в ладоши:

– Браво! В вас пропадает отличная актриса, донна Фьора! Даже я мог бы попасться на это. Все это так подкупает!

Эта презрительная улыбка подействовала на Фьору сильнее, чем любой приступ гнева. Она опустилась на колени:

– Тогда казните меня, сир! Лишите жизни, но не оскорбляйте! Клянусь моим ребенком, что я не писала этого письма!

– Вы забываете, что однажды уже писали мне, сравнить очень просто...

– А разве это не может быть подлогом? Папа и его клика готовы на все, и у него есть много людей, способных подделать все, что угодно! Как... какими словами и какую клятву мне вам дать в том, что я не писала этой гнусности!

Неожиданно из глубины памяти к ней пришло решение.

– Сир! Один человек был рядом со мною, когда я писала свое письмо.

– Кто же?

– Госпожа Леонарда. Признаюсь, я потратила много сил на то, чтобы составить это письмо, отнюдь не из-за высказанных в нем дружеских чувств и признательности, а потому, что я осмеливалась вмешиваться в вашу политику и обещала просить вас положить конец этой войне, на что я не имела никакого права.

– Хорошо хоть, что вы осознаете это, – с осуждением произнес Людовик. – Вы говорите, госпожа Леонарда?

– Да, сир!

Король хлопнул в ладоши, и на пороге появился тот слуга, который привел Фьору. Подозвав его повелительным жестом, Людовик что-то тихо прошептал ему на ухо. Слуга кивнул в знак того, что все понял, и так же быстро покинул комнату. Король, казалось, несколько смягчился, но все же еще недовольно покусывал нижнюю губу, посматривая на стоящую перед ним женщину.

– В любом случае, – сказал он, – вы уже однажды писали мне письмо, в котором была ложь. Помните, перед вашей поездкой в Париж? Неужели вы станете доказывать, что это сплошная ложь?

Фьора опустила голову и вспомнила о словах Оливье ле Дема. Если он знал, что она родила девочку, то король тем более тоже об этом знал.

– Признаюсь, сир. Я солгала!

– А! – воскликнул он с торжеством. – Вам случается и признаваться! Скажите мне, где вы были всю эту долгую зиму?

Фьора подняла голову: она не могла отказываться от своей плоти, даже если это будет ей стоить жизни.

– Сначала в Париже, и в этом я вам не солгала. Затем в Сюрене, в маленьком владении моего родственника Агноло Нарди, молочного брата моего отца. Там я родила девочку, которой сейчас занимаются Агноло и его жена Агнелла.

– Ну, вот мы и у цели! – воскликнул король, вскочив из кресла, как будто там была пружина, и принялся расхаживать вдоль камина. – Дочь! А от кого этот ребенок? Не надо мне говорить, я и сам знаю: от вашего супруга, Филиппа де Селонже, с которым вы, несмотря на все уверения, тайно встречались! И это дьявольское письмо тоже не лжет! Вы попросту переговорили, как и сами сообщаете, кое с кем «из мятежников», другими словами, с вашим дорогим супругом, но вы, конечно, не могли мне прямо сказать, что беременны. И потом вы решили скрыться. Видите, я все знаю!

Потрясенная Фьора не сразу сообразила, что ей на все это ответить.

– Что это за бред? – не слишком вежливо спросила она. – Я скрыла бы рождение дочери от моего супруга? Дочери, которую я назвала Лоренца-Мария?

– Лоренца? – Теперь уже удивился Людовик.

– Конечно. Все, кто там был, могут вам это подтвердить: это совсем не плод моего союза с мятежником, который прячется от вас, но именно от него-то я и старалась все скрыть! Ведь дочь родилась от моей любовной связи с Лоренцо Медичи! По-моему, я не утаила от вас, что была его любовницей?

– Действительно, но...

– Сейчас мой супруг знает о наших отношениях с Лоренцо, и, поскольку он навсегда для меня потерян, мне больше нет никакого смысла лишать себя своей маленькой дочери и в мои планы входит воссоединиться с ней.

– Это правда, что вы виделись с графом де Селонже? Где? Когда?

– Примерно три недели назад, в Нанси, в монастыре Пресвятой Богородицы.

– Значит, вот где он прячется?

Фьора поднялась и спокойно произнесла:

– Я сказала об этом королю, потому что Филипп де Селонже не скрывается! Он выбрал это место, чтобы каждый день молиться на могиле монсеньора Карла, последнего герцога Бургундского и единственного хозяина, которому он когда-либо служил. На днях, возможно завтра, он даст обет.

Людовик XI медленно вернулся в свое кресло и положил руки на резные подлокотники, изображающие львов. Он погрузился в глубокое размышление.