24  

– Мне кажется, что они уже дали тебе ответ, – сказал Деметриос. – Мы все слышали набат и рев толпы.

– Это была их первая реакция, которая, не скрою, обрадовала меня. Однако с наступлением ночи появляется страх.

– Ты не должен отдавать себя в руки папе, – возмущенно сказала Фьора. – Этому подонку, осмелившемуся убить твоего родного брата в самый разгар Пасхи! Да он просто убьет тебя и глазом не моргнет, и никакой Коммин не сможет тебе помочь.

– Я далек от мысли подвергать опасности Коммина. Его миссия в Рим тоже довольно опасная.

– Да неужели ты так наивен, полагая, что Сиксту хватит только одной твоей смерти. Да он потом пошлет сюда своего любимого племянничка и Риарио, готовых выкачать из Флоренции все золото и выпить ее кровь, а потом заставить валяться в его ногах. Ты этого желаешь своему городу? Или ты думаешь, что этот мерзавец пощадит твоих детей, твою мать и весь твой род? Да ты просто сумасшедший, Лоренцо!

– Нет, Фьора. Единственное, что я могу сделать, это поступить так, как мне велит моя совесть. А Флоренция пусть сама выбирает!

– Неужели ты думаешь, что город подчинится Риарио, выступив против тебя? Если бы у меня был бы такой вес в городе, я бы ни минуты не сомневался. А еще меньше ночью... – сказал Деметриос.

– Но они согласились на эту ночь, – сказала Фьора. – А это много!

– Нет, ставка слишком велика. Если я не сдамся, город будет под угрозой.

– Ну и что? Если сеньория не поддерживает папу, что ей до его решений? Разве Коммин не говорил тебе о планах короля Франции?

– Ты имеешь в виду церковный совет? Да, но потребуется время, чтобы собрать его. Сможем ли мы пока продержаться?

– Если только хватит денег завербовать кондотьеров. Ведь у Флоренции нет оружия, город не укреплен, ее единственную силу составляют торговцы. И все-таки город будет бороться, иначе это не Флоренция!

Страсть, с которой говорила Фьора, вызвала улыбку Лоренцо, и он нежно прижал ее к себе.

– Ты говоришь, как моя мать, – сказал он, поцеловав ее в лоб. – Но...

– Просто я говорю, как и все женщины.

– Возможно. Но ты мне так дорога, что мысль о расставании с тобой мне просто невыносима. Ты не представляешь, как мне трудно сказать: «Прощай, Фьора!»

Они смотрели друг на друга, не отрывая глаз.

– Мне тоже трудно сказать тебе: «Прощай, Лоренцо!» Лучше никогда не говорить «прощай»!

Деметриос удалился, чтобы не мешать последним минутам прощания двух возлюбленных. Он унес с собой керосиновую лампу, оставив их наедине в полной темноте. Фьора положила руку на плечо Лоренцо:

– Есть единственный способ, который может скрасить горечь расставания, – провести эту последнюю ночь вместе.

Она почувствовала, как он весь напрягся. Однако он сдержался и отступил на шаг.

– Я пришел сюда не за подачкой, Фьора. Ведь ты больше не свободная женщина.

– Да, я знаю...

– Где-то там во Франции живет человек, который любит тебя и ты его тоже любишь.

– Знаю...

– Если ты сейчас отдашься мне, ты будешь повинна в супружеской измене, впрочем, как и я.

– Я и это знаю, – прошептала Фьора. – Но как и в нашу первую ночь, я хочу и буду принадлежать тебе. Может быть, мы больше никогда не увидимся, Лоренцо, и я хочу подарить тебе эту последнюю ночь. Конечно, если ты сам хочешь того же...

– И ты еще спрашиваешь?

Он взял руку Фьоры и, перевернув ее, поцеловал в ладонь. Затем, держась за руки, они спустились в сад. Стояла лунная ночь. Они шли по аллеям сада, спускались по ступенькам лесенок, соединяющих террасы. Лоренцо вел Фьору к гроту их любви. Они остановились перед самым его входом, над которым свешивались белоснежные ветки душистого жасмина.

– Какое красивое сегодня небо! – прошептал Лоренцо, касаясь губами губ Фьоры. – Пусть этой ночью оно будет нам покрывалом.

Не заходя в грот, они сбросили с себя одежды и обнаженными опустились на траву...

Лоренцо проснулся с первыми лучами солнца. В последний раз он привлек ее к себе с неистовой страстью. Их губы слились в долгом поцелуе.

– Да храни тебя бог, моя прекрасная любовь!

Впервые в жизни он произнес это слово, и Фьора почувствовала себя такой растроганной, что захотела удержать его еще на некоторое время. Но Лоренцо начал одеваться. Сидя в траве, обхватив колени руками, Фьора смотрела вслед уходящему Лоренцо, силуэт которого вскоре поглотил утренний туман. Комок подкатил к ее горлу, и она разрыдалась. Она поняла, что никогда не сможет забыть Лоренцо. А еще у нее появилось страшное предчувствие, что ей не суждено вновь встретить Филиппа. Сердце сжалось от тоски, Фьора была уверена: даже если Лоренцо Великолепный не пожертвует собой ради спокойствия Флоренции, она его все равно больше не увидит, хотя и считала, что никогда не надо говорить «прощай».

  24  
×
×