Демон ревности

Наутро четвертого дня страданий Фьоры мадам Николь, Баттиста и Флоран сообща решили, что пора вмешаться. Стало очевидно, что молодая женщина решила уморить себя голодом.

– Я отказываюсь, – заявила супруга каноника, – видеть, как она умирает в моем собственном доме. Идите оба со мной и не обижайтесь, если мои слова покажутся вам слишком грубыми.

Держа в руке поднос с легкой едой и бутылкой вина, она в сопровождении обоих молодых людей двинулась вверх по лестнице, которая вела в комнату затворницы.

Несмотря на то, что в камине горел огонь, с помощью которого здесь боролись с сыростью, вызванной проливными дождями, помещение выглядело довольно мрачным. Мадам Николь сделала Флорану знак раздвинуть тяжелые шторы. В комнату проник серый печальный свет с улицы, и он нисколько не развеял царящую тоску. Но все же стала видна кровать и распростертая на ней Фьора. Казалось, что жизнь едва теплится в ней. С обострившимися от бесконечных слез чертами лица она выглядела настолько постаревшей, что у обоих молодых людей защемило сердце.

– Я бы собственными руками задушил этого палача! – проворчал Флоран. – Подумать только, за четыре дня она согласилась выпить лишь несколько глотков воды! Хоть бейся головой о стену!

– Это не поможет. Так же, как и убить мессира Филиппа, – заметил Баттиста. – Счастливей от этого она не станет.

В это время Николь старалась приподнять Фьору на подушках.

– Вы уже достаточно плакали! – заявила она. – Вам надо поесть, даже если мне придется для этого кормить вас из рожка, как ребенка.

Раздался голос Фьоры. Он был слабым, но, однако, в нем чувствовалось упрямство:

– Оставьте меня, Николь. Я не хочу есть! Я... больше никогда не буду есть!

– На самом деле? Тогда послушайте, что я вам скажу! Вы хотите умереть, не так ли? А вот я не хочу иметь здесь завтра ваш труп! Идите и умирайте где хотите, но не в моем доме!

Несмотря на слабость, Фьора широко открыла глаза, в которых отражались боль и удивление:

– Что вы имеете в виду?

– По-моему, это ясно! Несколько дней назад я приютила у себя любимую подругу и была этим счастлива. Теперь же эта подруга желает умереть под моей крышей, а я не могу с этим согласиться! Хотя я и горжусь до какой-то степени своим гостеприимством, но оно тоже имеет свои пределы. Существует множество способов покончить с жизнью, но дом господина Маркеза не подходит ни для одного из них! Раз уж вам так хочется умереть из-за мужского упрямства, претворяйте ваше решение где-нибудь в другом месте!

– Вы хотите, чтобы я уехала? О, Николь...

– Послушайте, Фьора, все очень просто: или вы соглашаетесь принимать пищу, и я даю вам время, необходимое для того, чтобы вы могли собраться с силами, или я вместе с этими молодыми людьми кормлю вас силой, чтобы вы смогли перенести дорогу в несколько лье!

– Как вы можете быть такой жестокой! – прошептала Фьора.

– Это я-то жестокая! Посмотрите на себя!

Мадам Николь стремительно поднесла к лицу молодой женщины маленькое зеркало:

– Посмотрите, на что вы стали похожи после этих четырех дней беспрерывных слез! Кто из мужчин заслуживает такой жертвы? Одна из самых красивых женщин, которых я знаю, вы превратились в настоящую развалину! Подумайте о вашем сыне. У него теперь нет отца, а вы хотите лишить его и матери?

– Отец ему намного нужнее, чем я!

– Вы можете думать как вам угодно, – продолжала мадам Николь. – Лично я считаю, что вы уже достаточно оплакали мессира де Селонже. Если ему нравится нести почетный караул у могилы Карла, смерть которого многие считают для себя избавлением, – это его дело. Но вы-то молоды, красивы... если, конечно, прекратите делать глупости, и перед вами – вся жизнь! Послушайте, что скажет вам Баттиста.

– Вы разговаривали с ним, Баттиста? – встрепенулась Фьора. – Вы его видели?

– Видел. И разговаривал... но вам я ничего не скажу до тех пор, пока вы не съедите чего-нибудь существенного! – заявил паж, который твердо решил следовать по пути, намеченному мадам Николь.

– Вы действительно хотите заставить меня жить?

– Вот именно! Ешьте! Говорить будем потом.

Поддерживаемая переполненным жалостью Флораном, Фьора съела несколько ложек сбитых с медом желтков, выпила глоток вина, пожевала две дольки сушеных абрикосов и без сил откинулась на подушки. Ее щеки слегка порозовели.

– Я сделала то, что вы хотели. А теперь говорите, Баттиста!

Стараясь по возможности смягчить слова Филиппа, молодой человек рассказал в общих деталях о своей последней встрече с Селонже и закончил так: