— Уже подтянул, — сказал Дун.
— Последний раз говорю: вылезай!
Греховодникам ничто не мешало броситься врассыпную, но они, обезумев от страха, вцепились в свои велосипеды и только прислушивались.
— Скажи-ка, сделай одолжение, — нараспев произнес священник, зажмурив один глаз, чтобы прицелиться, и широко раскрыв другой, чтобы лучше видеть мишень, — за каким хреном тебя туда понесло? Ты что надумал?
— Утонуть, ваша милость… ваша честь… ваша светлость…
И впрямь, Дун медленно, но верно приближался к этой цели.
Пока монсиньор не отбыл восвояси.
Когда его велосипед с благочестивым дребезжаньем скрылся за пригорком, Дун все еще стоял, будто поникший духом Лазарь, размышляя о скорой кончине.
Однако вскоре через заболоченный луг донесся его голос, поначалу непривычно слабый, но с каждой минутой набирающий победную силу:
— Убрался?
— Убрался, — подтвердил Финн.
— Тогда смотрите все сюда, — распорядился Дун.
Они посмотрели, вытаращили глаза, а потом у каждого отвисла челюсть.
— Не тонет, — ахнул Нолан.
— А ведь сто раз мог утонуть, — добавил Риордан.
— Знай наших! — Дун осторожно притопнул ногой и спросил, понизив голос, будто подозревал, что святой отец, хоть и убрался, может его услышать: — Догадываетесь, почему меня не засосало?
— Почему, Дун? — спросил хор голосов.
— Да потому, что я поспрошал стариков и выяснил: давным-давно, сто лет тому назад, на этом самом месте была…
Выдержав эффектную паузу, он закончил:
— Церковь!
— Церковь?
— Добрая римская твердыня на зыбкой ирландской почве! Ее красота укрепляла веру. Но под такой тяжестью просел угловой камень. Тогда священники сбежали, бросив храм на произвол судьбы — и алтарь, и все прочее, а сейчас на этих развалинах стоит ваш покорный слуга Дун, по прозвищу Гимнаст. Я стою над землей!
— Да это настоящее открытие! — не удержался Финн.
— Не спорю! Отныне именно здесь мы будем изучать глагольные формы: освоим наклонения в разных видах, чтобы в будущем времени, ближайшем и отдаленном, возродить наши чувства к женщинам, — объявил Дун, не покидая сырого мшистого островка. — Но на всякий случай…
— На какой случай?
Дун указал рукой куда-то вдаль.
Его дружки развернули велосипеды, так и стоя над рамами в нелепых позах.
На пригорке, прежде скрытые от глаз, но теперь уже вполне различимые, метрах в тридцати появились две женщины — не розовые бутоны, отнюдь, но вполне пригожие, особенно под покровом тьмы да еще в таких обстоятельствах.
Росточку в них было — всего ничего. В Ирландии малым ростом никого не удивишь, но эти оказались уж вовсе крошечными: таких увидишь разве что в цирке или на ярмарке.
— Лилипуточки! — воскликнул Финн.
— Артистки варьете, на той неделе выступали в Дублине! — объявил Дун, не вылезая из болота. — Каждая весит вдвое меньше меня, иначе церковная кровля сдвинется с насиженного места и обрушит нас в пучину!
Дун свистнул и помахал. Дюймовочки, маленькие женщины, прибавили шагу.
Когда они благополучно преодолели трясину и остановились подле Дуна, тот позвал приятелей:
— Не пора ли вам отлепиться от велосипедов и составить компанию танцовщицам?
Все дружно ринулись в болото.
— Назад! — закричал Дун. — Подходи по одному. А то встретимся вечером в пабе…
— И кого-нибудь недосчитаемся, — договорил за него Финн.
Пречистая Дева
Virgin Resusitas, 1997 год
Переводчик: Е. Петрова
Ее голос в телефонной трубке звенел от счастья. Мне даже пришлось слегка охладить такой пыл.
— Элен, — сказал я, — успокойся. Что там у тебя?
— Потрясающая новость. Приезжай сейчас же, немедленно.
— Сегодня четверг, Элен. Неурочный день. Мы с тобой встречаемся по вторникам.
— Я просто лопну от нетерпения, у меня такая радость!
— Разве нельзя обсудить это по телефону?
— Дело слишком личное. Терпеть не могу обсуждать личные дела по телефону. Неужели ты настолько занят?
— Ну, как сказать, я только что закончил составлять письма.
— Вот и хорошо. Приезжай, мы с тобой отпразднуем это событие.
— Ну, смотри у меня, если оно того не стоит… — сказал я.
— Потерпи, скоро узнаешь. Не задерживайся.
Я медленно положил трубку на рычаг, а потом так же медленно подошел к стенному шкафу, чтобы надеть пальто и собраться с духом. У меня было такое чувство, будто за дверью ждал страшный суд. Кое-как я доплелся до стоянки, сел в машину и поехал к Элен, на другой конец города, изредка чертыхаясь и тем самым нарушая добровольный обет молчания.