Вьюга

Маргит Сандему

Вьюга

Давным-давно, много сотен лет тому назад Тенгель Злой отправился в безлюдные места, чтобы продать душу Сатане.

С него начался род Людей Льда.

Тенгелю было обещано, что ему будет сопутствовать удача, но за это один из его потомков в каждом поколении обязан служить дьяволу и творить зло. Признаком таких людей будут желтые кошачьи глаза. И все они будут иметь колдовскую силу.

И однажды родится тот, кто будет наделен сверхъестественной силой. Такой в мире никогда не было.

Проклятие будет висеть над родом до тех пор, пока не найдут места, где Тенгель Злой зарыл горшок, в котором варил колдовское зелье, вызвавшее Князя Тьмы.

Так говорит легенда.

Правда это или нет – никто не знает.

Но в 1500-х годах в роду Людей Льда родился человек, отмеченный проклятием, который пытался творить добро вместо зла, за что получил прозвище Тенгель Добрый.

В саге рассказывается о его семье, главным образом о женщинах его рода.

1

Виллему, единственный ребенок Габриэллы и Калеба, проснулась в предрассветные сумерки оттого, что кто-то бросил камень в окно.

Она вскочила с постели, но тут же пошатнулась и ударилась о край кровати. К этому она привыкла, сама была виновата в том голоде, который изнурял ее, отнимая силы.

В 1673 году после нескольких неурожайных лет страну охватил ужасный голод. Поместье Элистранд, где жила Виллему, находилось в лучшем положении по сравнению с большинством поместий уезда. Выручили старые запасы. Но Виллему была упрямой. Она делилась всем с другими пока была возможность и испытывала некую жестокую радость оттого, что подвергала себя такому аскетизму.

Все это начинало сказываться на ней. В свои семнадцать лет, обладая своеобразной очаровательной внешность, она начала худеть. Светлые с рыжеватым оттенком волосы поблекли, желто-зеленые глаза глубоко запали. Кожа стала почти прозрачной.

Но все ее существо светилось внутренним пламенем, которое было почти устрашающим. В нетерпеливых движениях, словно она таила в себе некую огромную силу, в резкой манере разговора, в ярких глазах – всюду была эта страшная сила. Это напоминало вулкан, наполненный не находящей выхода огненной лавой.

Она подошла к окну. На улице стояли Никлас и Ирмелин. Ее родственники из поместий Липовая Аллея и Гростенсхольм. Оба старше ее на один год.

Виллему жестом показала: сейчас выйду.

Быстро и небрежно накинула на себя платье, особой заботы о своей внешности она не проявляла. Она любила лишь опрятность. Габриэлла часто приходила в отчаяние, глядя на свою непокорную дочь.

Молодую девушку мучила неукротимая жажда жизни. В душе она страстно желала чего-то особенного – того, что, она это чувствовала, скрывалось в будущем, чего-то необычайного, которое ей так сильно хотелось испытать. Слушая чужие рассуждения о любви, она знала, что ее понятие любви было совершенно иным. Для нее любовь была чем-то бескомпромиссным, чувством, которому человек отдавал всего себя. Чем-то таким, что полностью возвышало человека, и он сам становился любовью. Этого она еще не переживала, но она ждала…

Она вышла во двор. Было холодно. Воздух дышал морозом. Неслышно подкрались первые осенние ночи с звенящим под ногами тонким льдом на озерках и хрустящими былинками травы.

– Привет, – сказала она и снова убедилась, что Никлас превратился в очень привлекательного молодого человека, возбуждающего интерес своими косящими глазами, отдающими желтизной.

– Что случилось? Почему вы оказались здесь так рано?

– В Гростенсхольме сегодня ночью побывали воры, – ответил он.

– Меня это не удивляет. Продукты?

– За ними приходили, – сказала Ирмелин, – но взять ничего не успели.

– Идиоты! – воскликнула Виллему. – Ведь знают, что твой отец справедливо распределяет все это между хуторами и мелкими хозяевами. И кто же это был?

– Говорят, что люди с хутора Свартскуген.

– Могу себе представить! Неужели у этих людей такое искаженное понятие гордости? Отказываются от нашей помощи. А воровать могут! А вы-то почему здесь?

– Отец уехал к больному, – пояснила Ирмелин. – А мама вчера долго не спала, и я не хотела беспокоить ее. Подумала, что мы сами можем что-либо предпринять.