43  

– Неужели ты думаешь, что я собираюсь иметь дела с девчонкой из господской семьи? – процедил он сквозь зубы, придвинув свои сощуренные глаза почти вплотную к ее глазам. – Что я когда-нибудь еще хоть раз прикоснулся к тебе! Никогда в жизни! Результатом этого будет лишь боль да чертовщина. А кто будет расплачиваться за это? Я!

Виллему охватила слабость. Ее как бы немного подкосило, и она смирилась.

– В таком случае мы думаем одинаково. Я не знаю почему, но ты, Эльдар, мне нравишься.

– Спасибо. Секрета ты из этого не делаешь.

– Но я хочу быть твоим другом. Можно любить человека по другому, чем… чем…

– То что ты называешь «глупым и отвратительным способом»? Тогда я тебе должен сообщить одну вещь, моя дорогая! Женщины нужны для единственного и именно для того самого способа. В противном случае они полностью теряют свою цену.

– Ничего подобного, – вспыхнула она.

– Ничего подобного? Они не знают, что такое дружба, товарищеские отношения, что такое верность и тепло, они пусты, как яичная скорлупа и…

– Фу, – воскликнула Виллему и освободилась от его рук. – Не хочу больше разговаривать с тобой. Ты подобно большинству мужчин неисправим. Идем дальше!

Он согласился, по крайней мере, с тем, что она сказала в заключение. Надув губы, в полном молчании побрели они дальше. Он знал дорогу. Наконец она сказала:

– Во всяком случае, я благодарна тебе за одно.

– За что же?

– Что ты не упрекнул меня «приходится, мол, таскать тебя».

Эльдар не ответил. Он этого не говорил, нет, не говорил.

Но, может быть, подумал.

Позднее днем в глазах Виллему помутилось. Ее так шатало, что даже Эльдар вынужден был обратить на это внимание.

– Ты устала? – спросил он неохотно. Она остановилась.

– Во мне сидит злое существо. Его зовут Голод, и он продолжает грызть меня. Изнутри.

Эльдар кивнул головой и посмотрел на ее ноги.

– Я вижу, что ботинки не выдержали. Это хорошо.

– Хорошо? – переспросила она, почти не думая о столь пронизывающем холоде.

– Да. Видишь равнину, которую мы должны пересечь. На другой ее стороне есть небольшая деревушка. Туда мы и пойдем.

– Но ведь ты говорил, что мы должны избегать встреч с людьми?

– Да, но я не совсем бессердечен. Ты окоченела от холода и выглядишь столь жалкой, что смотреть страшно. Кроме того, я тоже голоден. В деревне есть почтовая станция. Мы зайдем в нее.

– Но у меня нет денег. Сомневаюсь, что у тебя они есть.

– Что-нибудь придумаем.

– Почему ты сказал о моих ботинках?

Он взял ее за запястье и повел в рощицу.

– Потому, что вид у тебя довольно богатый. Пара истрепанных ботинок, и впечатление будет более достоверно.

Потом он отступил на несколько шагов назад и стал разглядывать ее ничего не выражающими глазами.

– Мне следует несколько приукрасить мою одежду, насколько это возможно, – произнес он. – А ты должна выглядеть несколько попроще, и мы уравняемся. Тогда мы будем похожи на брата и сестру. Заплети свои волосы!

– Для чего?

– Это сделает тебя моложе и более наивной. Помни, что ты моя младшая сестра, тебе пятнадцать лет и ты немножечко глупа. Сможешь поглупеть? Впрочем, нет, не с такими глазами.

Это она восприняла, как комплемент.

– Мне кажется, ты сказал, что все женщины глупы, как куры?

– Конечно, но сейчас я имею в виду по-настоящему глупую. У которой не все дома.

– Я понимаю. Могу изобразить из себя глухонемую. Тогда услышим много интересного.

– Нет, думаю у тебя не получится. На этом пути много ям и ухабов, и тебе постоянно надо держаться настороже. Слишком большое напряжение.

Для того, чтобы она поняла, что он намерен делать, он наклонился, взял пригоршню полузамерзшей грязи. Измазал ее прекрасное желтое платье. От головы до ног.

Виллему закричала и ударила его по рукам.

– Стой спокойно! – прошипел он – Она быстро высохнет и отпадет, а платье твое станет равномерно серым.

– Скотина! – крикнула она. – Ты чудовище!

– Для тебя платье дороже всего, что ты пережила со вчерашнего дня? И, возможно, придется пережить еще?

Она успокоилась. Бросила печальный взгляд на платье, ткань для которого ее мама заказывала специально в Копенгагене.

  43  
×
×