39  

– И не стану. Электра. Продолжай.

– Что я могу сказать, в свою пользу? Ну что ж…

Его глаза из-под прикрытых век внимательно осматривали комнату.

С минуту он задумчиво глядел в потолок, а затем сказал:

– Знаешь, с котами все так странно получается. Когда я был маленьким, бабушка с дедушкой велели мне и моим братьям утопить приплод котят. Мы все пошли, и братья сделали это, а я не выдержал и убежал.

Воцарилось долгое молчание.

Она посмотрела на потолок и сказала:

– Ну слава богу.

Снова повисла пауза, потом он сказал:

– А несколько лет назад произошло нечто еще более примечательное и не такое печальное. В Санта-Монике я зашел в зоомагазин к поисках котенка. Там было, наверное, штук двадцать или тридцать котят всех мастей. У меня глаза разбежались, а продавщица указала на одного из них и сказала: «А вот этому действительно нужна помощь».

Я посмотрел на кота: он выглядел так, будто его постирали в стиральной машине и отжали в центрифуге. Я спросил: «Что с ним случилось?» А она сказала: «Этот котенок принадлежал человеку, который его бил, поэтому он всех боится».

Я заглянул котенку в глаза и сказал: «Его-то я и возьму».

Я поднял кота – он страшно испугался – и отнес его к себе домой. Дома выпустил, и он сразу бросился вниз по лестнице, спрятался в подвал и ни за что не хотел выходить.

Больше месяца я носил в подвал еду и молоко, пока наконец постепенно не выманил его оттуда. После этого мы стали друзья не разлей вода.

Совсем разные истории, правда?

– Да уж, – сказала она.

В комнате уже было совсем темно и очень тихо. Маленький котенок лежал между ними на подушке, и оба приподнялись, чтобы взглянуть, как он там.

Он спал глубоким сном.

Они лежали, глядя в потолок.

– Мне надо рассказать тебе кое-что, – помолчав, сказала она, – о чем я все не решалась сказать, потому что это звучит как особое обстоятельство в мою пользу.

– Особое обстоятельство? – переспросил он.

– Так вот, – продолжала она, – сейчас у меня дома лежит вещь, которую я скроила и сшила специально для моего котеночка, который умер неделю назад.

– И что это за вещь? – поинтересовался он.

– Это… – сказала она, – пижама для кошки.

– О боже! – воскликнул он. – Ты победила. Этот зверек твой.

– Нет, что ты! – закричала она. – Это нечестно.

– Человек, который сшил пижаму для кота, достоин победы в этом состязании, – заявил он. – Этот человек – ты.

– Я не могу так поступить, – возразила она.

– Я настаиваю, – ответил он.

Долгое время они лежали молча. Наконец она произнесла:

– Знаешь, а ты не такой плохой.

– Не такой плохой, как что?

– Как я подумала про тебя вначале.

– Что такое я слышу? – спросил он.

– Наверное, я плачу, – ответила она.

– Давай-ка поспим немного, – предложил он наконец.

Луна осветила потолок.


Взошло солнце.

Он лежал на своей стороне кровати и улыбался.

Она лежала на своей стороне кровати и улыбалась.

Маленький котенок лежал на подушке между ними.

Наконец, глядя на залитое солнцем окно, она спросила:

– За ночь котенок придвинулся к тебе или ко мне, он указал, кому хочет принадлежать?

– Нет, – ответил с улыбкой Том. – Котенок не придвинулся. А ты – да!

ТРЕУГОЛЬНИК

Triangle 1951 Переводчик: Ольга Акимова

Она перемеряла три платья, и ни одно не было ей впору. Сейчас они словно принадлежали кому-то другому. От волнения она так покраснела, что к ней не шла никакая одежда. От жара ее стройное тело располнело, так что все платья, казалось, стягивали его корсетами. А тут еще пудра рассыпалась по полу, как снег, а губы неровно накрасились, и она взглянула на себя в зеркало с изумлением, будто увидела там привидение.

– Бог мой, Лидия! – показалась в дверях Хелен. – Он всего лишь мужчина.

– Он Джон Ларсен, – возразила Лидия.

– Это еще хуже. Волосы дыбом, руки ниже колен, тонкогубый, глазки бегают, и вот он здесь – здрасьте пожалста!

Лидия расплакалась. Она сидела и смотрела в зеркало на свои слезы.

– Прости, – сказала Хелен. – Но он такой дурак.

– Хелен!

– Ты моя родная сестренка, вот и все.

– А для меня он бог.

– Не надо больше плакать. Раз он для тебя бог, пусть будет бог. Теперь, когда наши родители померли, я тебе как мать, я хочу, чтобы у тебя все было хорошо. У меня было достаточно мужчин, чтобы сказать: они все придурки и лгуны, все до единого. Цирк уехал, а эти остались: макаки, клоуны и свистуны.

  39  
×
×