20  

   В моей душе неожиданно вскипела злоба.

   – Интересно, кто делал ей ненужных детей, а потом благословил на операции? Не одна Нина участвовала в процессе!

   Шея Эрика приобрела пунцовый оттенок.

   – Я в тайник не лазил, речь сейчас идет о Нине, – буркнул он.

   – Признаю и раскаиваюсь, – прошептала Лаврентьева.

   – Прелюбодеяние! – заорала Валя. – Мужу изменяли?

   – Честное слово, нет, – уже более уверенно ответила Нина. – Даже мысленно! Эрик – моя единственная любовь.

   – Чти родителей! – осенило меня.

   Нинуша легонько кашлянула.

   – Каюсь, была не всегда вежлива с отцом и мамой.

   – Не переживайте, все с родственниками бранятся, – успокоила ее Валя, – никто не провел жизнь ни разу не поругамшись.

   – Не укради! – объявил Эрик.

   – Едем дальше, – поторопила его я, – твоя супруга человек редкой честности!

   Из постели донеслось всхлипывание.

   – Прости, Дашута, прости…

   Я посмотрела на Нину.

   – Не нервничай, врач на подъезде. Если «Скорая» задержится, я сделаю еще один укол. Тебе ведь легче?

   – Да, да, да, намного. – Лаврентьева села и вытянула вперед руки, – Думаю, Эрик прав. Дело не в лекарстве, а в покаянии. Едва я про аборты сказала, как пальцы разжались!

   – Чьи пальцы? – не поняла я.

   Нина показала на свое горло.

   – Кто-то как будто душил меня, а тут враз отпустил. А после разговора о родителях и першить в горле перестало!

   – Ну и слава богу, – сказала я, косясь на пустой шприц. – Лишь бы тебе легче стало!

   – Прости, прости, я воровка! Мерзавка! Украла деньги!

   – Милая, ты говоришь чушь, – попытался остановить ее Эрик, но Нину уже понесло.

   – Никто не в курсе, да только если я не покаюсь, то умру, – заторопилась Лаврентьева. – Дашуля, помнишь, как у тебя под Новый год, в конце семидесятых, сперли кошелек?

   – Да, я тогда так расстроилась! Взяла накопленную на подарки сумму, поехала в «Детский мир» и потеряла портмоне. До сих пор обидно, – призналась я. – Хотя случались в моей жизни и более значительные потери, но о том происшествии не могу забыть. Вероятно, из-за того, что перед Новым годом не ждешь подлянки. А откуда ты знаешь про тот малорадостный факт? Я никому, кроме Наташки, о нем не рассказывала.

   – Этот я кошелек украла! – отчеканила Нина. – Ты мне позвонила и сказала: «Собралась в Детский мир, хочу подарки купить, а потом продукты поищу, присоединяйся, вместе веселей». А у меня в кармане пусто! Эрик приобрел какие-то книги, растратил заначку для праздника, перед твоим звонком я голову ломала, где тугрики взять. Никто ведь перед Новым годом в долг не даст…

   Я машинально кивнула, а Нина продолжила:

   – Ну я и решила: поеду в «Детский мир» и сопру твой кошелек. Я великолепно знала, как ты сумку носишь – ремень на плече, торба сбоку, застежки нет, одна кнопка. Если ты что-то почувствуешь, я сделаю вид, будто это розыгрыш, ты никогда меня в воровстве не заподозришь.

   – Ага, – ошалело согласилась я, – точно.

   – Но ты ничего не заметила.

   – Невероятно! – схватился за грудь Эрик. – Нина! Это ужасно!

   – Зато мне уже лучше, – трезво отозвалась жена. – Дашута, я каюсь! Прости! Мне так стыдно! Я хотела вернуть деньги, но как?

   У меня закружилась голова. Может, я сплю? Нинуша банально стырила у меня кошелек, а потом улыбалась, угощала чаем… Я ничего не смыслю в людях!

   – Я всего один раз оступилась! – ныла Нина. – Мучилась, рыдала, все последующие годы пыталась тебе помогать. Ну отпусти мне грех!

   Я попробовала найти нужные слова, но язык будто заледенел. Нина вновь начала кашлять.

   – Ей делается хуже, – озабоченно констатировал Эрик.

   Арина бросилась передо мной на колени.

   – Даша, прости маму! Она поступила плохо, но сейчас искренне раскаивается. Мы вернем тебе украденное! В стократном размере! Переведем в валюту! Учтем проценты!

   Я затрясла головой.

   – Ни в коем случае! Ничего не надо! Нинуша, я прощаю тебя!

   Приступ кашля прекратился. А я сделала абсолютно не свойственный мне жест – быстро перекрестилась.

   – Работает! – заорала Арина. – Папа, мама уже не такая бледная! Заклятие – правда!

   Мне стало душно. Очевидно, Эрику тоже, потому что он подошел к окну, взялся за ручку и спросил:

  20  
×
×