Чудовище

Что это еще за ответ? И Хеннинг увидел сразу, что и она сама была в замешательстве от своих слов.

— Я имею в виду… Я не могу тебе дать ответ именно сейчас, — комкая слова, произнесла она. — Я…

Ее голос затих.

И Хеннинг понял, что, если он сейчас не сможет объясниться с ней, он потеряет ее. Взяв ее за руки, он сказал:

— Агнета, я хотел сказать совсем не то. Я испытываю… глубокую нежность к тебе. Я бы очень хотел, чтобы ты стала моей женой, потому что я не могу жить без тебя.

Он увидел, как глубоко она вздохнула. И, отвечая ему, она тщательно подбирала слова.

— Я с радостью принимаю твое предложение, — торжественно произнесла она. — И если ты дашь мне немного времени, я поставлю об этом в известность отца и мать. Но…

— Но я могу сам сходить к ним, — тут же сказал Хеннинг. — Я сначала должен был знать, что ты… что тебе по душе все это.

«Господи, — подумал он, — разве нельзя быть более непринужденным? Но таково наше время. Напыщенная мелкобуржуазность и лживый морализм, пришедший из Англии, где царствовала королева Виктория, распространился во всех странах Европы, в том числе и в Норвегии».

Агнета по-прежнему стояла, опустив глаза.

— Я… мне это по душе, — еле слышно прошептала она. — Но если ты запасешься терпением, ты скоро узнаешь… многое. И тогда мы поставим вопрос о том, чтобы пойти к моим родителям.

Когда она наконец подняла на него глаза, он увидел в них боль.

— Но мне кажется, что все это безнадежно… — прошептала она и выбежала прочь.

Хеннинг прикусил губу. Это не понравилось ему.

Ульвар чувствовал себя превосходно! Он и не намеревался в скором времени покидать хутор. Нет, этого ему делать не следовало, потому что у него была цель. Он должен был освободить Тенгеля Злого. И поскольку дело с флейтой не удалось, ему предстояло действовать другими средствами. Он выработал ясный план. Согласно книгам, легче всего было вступить в связь с предком в долине Людей Льда. Поэтому он собирался отправиться туда. Но он должен был подготовиться к этому, чтобы не пуститься в бегство, как это сделали Ульвхедин, Ингрид, Хейке и Тула.

Теперь ему нужно было овладеть сокровищами. Для Ульвара не имело значения, какими средствами добыть их, будь то насилие или убийство, — и эту часть плана он еще не проработал окончательно. Для него было ясно лишь то, что он должен попасть в долину Людей Льда.

В промежутках между своими размышлениями он пользовался гостеприимством Агнеты. Каждый день она приносила ему еду и все необходимое. Она принесла ему постельное белье, привела все в порядок и следила за тем, чтобы у него все было.

После убогих условий тюрьмы и больницы все это казалось ему просто мечтой.

Поэтому при ее появлении он старался, как мог, быть приветливым. Она, конечно же, очень боялась его, но он пытался говорить с ней не слишком грубо, то и дело льстил ей и вспомнил те хорошие манеры, которым научился у Малин и Хеннинга, часто жалуясь при этом на недомогание. Он выдумывал эти жалобы потому, что ему нравилось ее искреннее внимание, которое она проявляла к нему в таких случаях. Когда она приходила, он, как правило, ложился в постель, жалуясь на «лихорадку». И тогда она садилась рядом, гладила его по голове своей мягкой рукой, давала ему горячее питье, и ему удавалось уговорить ее тайком принести для него немного вина. Она добавляла ему в питье несколько капель — была такой скупой, что не могла дать ему выпить целую бутылку, чертова баба!

Но смотреть на нее было чертовски приятно! Ульвару нравилось тихо лежать и разглядывать ее, пока она суетилась вокруг него, мыла, убирала, готовила еду.

«Дома я говорю, что задерживаюсь на Липовой аллее», — как-то раз призналась она ему.

Но в этот день она была не в себе. Он заметил, что руки у нее дрожали, когда она подавала ему чашку. И лихорадочный румянец не сходил с ее щек все то время, пока она была у него.

— Что-нибудь случилось? — спросил он, стараясь говорить как можно мягче.

Она вздрогнула и посмотрела на него. Она все еще не привыкла к его внешности, еще вздрагивала, глядя на него, и вид у нее был такой, словно она проглотила что-то отвратительное. Но она сохраняла в душе мужество и никогда не жаловалась.

— Случилось? — рассеянно произнесла она. — Нет, а что могло случиться?

— Откуда я знаю? Они не спрашивали обо мне?