Паромщик

— Что ты хочешь этим сказать?

— Лодке нельзя выходить в озеро!

Бенедикте была в отчаянии. Она бежала так быстро, что у нее не осталось сил собраться как следует с мыслями, — и они ничего не понимали.

Ливор уже оттолкнул лодку от берега и балансировал, проходя на свое место.

— Стой, ты, злобный дух из преисподней! — крикнула Бенедикте, вытянув руки в сторону лодки. Она схватила корень мандрагоры и подняла его высоко вверх.

Ливор обернулся. Его дружелюбное крестьянское лицо медленно скривилось в омерзительной ухмылке, он стал больше, его тело раздулось, голова опустилась вниз между плечами, и прямо на их глазах его лицо превратилось в отвратительную, оскаленную маску, где левая половина лица отсутствовала от глаза до горла, так что зубы оголились.

Он повернулся, взмахнул веслом так, что смог снова сойти на берег, но одновременно отпихнул лодку так сильно, что она зачерпнула воды и начала тонуть. Аделе закричала, как сумасшедшая, и спряталась за Сандера, все четверо попятились назад, в то время как призрак надвигался на них.

Слишком поздно Сандер понял очевидное: поскольку священник появился в другом обличье в тот раз, когда Тенгель Злой загнал его в глубину озера, он мог сделать это снова, после того, как Бенедикте отправила его на дно. И кого же они встретили сразу после этого, кто помогал им перебраться на лодке? Где сейчас находился настоящий Ливор, они не знали, но наиболее вероятно, что он мертв, убит тем, кто завладел его телом и земной жизнью. Вот почему «Ливор» никогда не слышал о призраке!

Они снова побежали вверх, преследуемые звуком целенаправленных шагов сзади. Паромщик издал какой-то угрожающий, невнятный рев, преисполненный слепой ярости. И все поняли, что не будет на этот раз им спасения, если только Бенедикте…

Она решительно попыталась вспомнить заклинание, которое она выучила наизусть, но в голове было пусто.

— Беги! — крикнул Сандер. — Спасайся!

Призрак больше не ревел. Они слышали только шаги за собой, неуклюжие, упорные, хромающие шаги.

Определенно, не шаги Ливора.

А если они успеют забежать в дом? Но он виднелся так бесконечно далеко. Да и помогут ли им его стены?

Вряд ли.

Бенедикте была последней, так как ей казалось, что она должна защитить остальных. Попытки вновь начать заклинание только замедляли ее шаги. Она остановилась и повернулась лицом к преследователю.

Сандер вытянул руку.

— Бенедикте, любимая, ради меня… попробуй убежать, спастись!

Аделе была прямо перед ними, и истерически выкрикнула:

— Чего ты о ней заботишься, она ведь не твоя любовница, ты же не мог и с ней тоже переспать? Быстрей, Сандер, беги!

Бенедикте подняла руки навстречу чудовищу, несмотря на то, что его вид вызывал отвращение, и начала произносить первые слова заклинания. Призрак сразу же остановился. Но слова Аделе не укладывались в голове.

«Тоже? Переспать с ней тоже?» Значит, он…

— Нет! — крикнула она. — Нет, нет, это неправда!

Священник-паромщик начал снова оживать.

— Заклинание, Бенедикте! Это кричал Сандер, обращаясь к ней. Она попыталась начать снова, произнесла заклинание почти до середины, так, что жрец надолго оцепенел, но мысли ее сбивались. Когда Сандер успокаивающе взял ее за руку, она отчаянно вырвалась и ударила его прямо в лицо.

— Не прикасайся ко мне, — по-кошачьи прошипела она.

— Бенедикте…

— Не смей больше говорить со мной! — крикнула она. — Не смей! Я не желаю больше тебя видеть, не мешай мне!

Она снова и снова начинала заклинание, но рыдала при этом слишком сильно, поэтому слышались только отдельные слоги, которые могли держать паромщика в оцепенении, не причиняя ему особого вреда. Как только она останавливалась, он продолжал преследование.

— Бенедикте, для меня Аделе ничего не значит, — быстро сказал Сандер, опасаясь, что она снова прервет его. Он догадался, чем был вызван ее припадок ярости, и, говоря откровенно, он понимал девушку. Нельзя сказать, что он был не виновен в создавшемся затруднительном положении, но он проклинал Аделе, которая выбрала такой неподходящий момент, чтобы выболтать его маленькие секреты. Ревнивая женщина всегда непредсказуема.

Бенедикте испытывала более серьезное чувство, чем ревность. С бессильным отчаянием Сандер вспомнил ее робость и страх оттого, что она не понравится ему. Она, возможно, так никогда по-настоящему и не поверила его заверениям в любви. А сейчас… для нее все было кончено. Все!