Сборник 5 МЕХАНИЗМЫ РАДОСТИ

С того дня я его возненавидела.

Многоцветные зонтики расцветали тысячами и исчезали, стаи бумажных вееров уносил августовский ветер; павильон сгорел и был отстроен на том же месте и в том же виде, а озеро стало намного меньше – ссохлось, как слива. И моя ненависть, словно покоряясь местному закону прилива и отлива публики в зависимости от сезона, то появлялась, то пропадала. Порой моя ненависть вырастала до размеров гигантских, а порой на время уступала место любви – но лишь на время. Ненависть возвращалась всегда – правда, с годами все более похожая на старую стертую подметку.

Помню его семилетним. Он едет в коляске – длинные волосы раскинуты по щуплым покатым плечам. Мать рядом, и они держатся за руки. И слышен ее зычный повелительный голос:

– Если ты этим летом будешь хорошим мальчиком, то в будущем году мы поедем в Лондон. Или в крайнем случае через год.

А маленькая девчушка, дочка местной прислуги, не спускала с них глаз: сравнивала их глаза, уши, рты. Когда однажды днем он в одиночку зашел в павильон выпить лимонада, я решительным шагом подошла к нему и громко заявила:

– Она не твоя мать!

– Что? – Он в панике оглянулся, словно его мать могла услышать мои слова.

– Она тебе даже не тетка и не бабушка! – продолжала в полный голос. – Она – ведьма, которая украла тебя из люльки. Ты не знаешь своих настоящих родителей. Ты ни чуточки на нее не похож. Она держит тебя для того, чтобы получить от какого-нибудь короля или графа миллион долларов в качестве выкупа за тебя, когда тебе исполнится двадцать один год.

– Не говори такие вещи! – закричал он и вскочил со стула.

– А почему бы и нет? – со злостью сказала я. – Зачем ты сюда приезжаешь? Ты не умеешь играть в это, ты не умеешь играть в то. Ты ничего не умеешь. Ты никчемный. Она все за тебя знает. Она за тебя все говорит. Но мне-то про нее все известно! По ночам она спит в своей спальне, свесившись с потолка головой вниз в своем безобразном черном платье!

– Не говори такие вещи! – повторил он с бледным, перепуганным лицом.

– А с какой стати мне молчать?

– Потому что это правда.

И с этими словами он пулей устремился к двери и был таков.

Снова я увидела его только на следующее лето. Да и тогда всего лишь один раз, мельком, когда моя матушка велела отнести чистые простыни в летний домик, где жили Харрисоны, мать и сын.

Впервые я сделала паузу в своей ненависти к нему в то лето, когда нам было по двенадцать.

Однажды он позвал меня из-за стеклянной двери павильона и, когда я выглянула, сказал тихим спокойным голосом:

– Анна Мария, когда мне исполнится двадцать и тебе исполнится двадцать, я женюсь на тебе.

– Размечтался! – фыркнула я. – Так я и вышла за тебя замуж!

– Так и выйдешь, – убежденно сказал он. – Запомни мои слова, Анна Мария. И жди меня. Обещаешь? Конечно же, я утвердительно кивнула. Как иначе?

– А как насчет… – вдруг встрепенулась я.

– О, она к тому времени уже умрет, – мрачно произнес он. – Она старая. Очень старая.

Он повернулся и пошел прочь.

А на следующее лето он так и не объявился на курорте. Я слышала, будто его мать больна. И по вечерам, перед сном, я истово молилась, чтобы она побыстрее окочурилась.

Но двумя годами позже они вновь появились у нас и уже больше не пропускали ни одного лета. Мы все росли и росли, и вот уже вам стукнуло по девятнадцать. Еще потерпели – и дотянули до двадцати. И вот, впервые за все время, они появились в павильоне вместе. Она была уже в инвалидной коляске и уже тогда непрестанно зябла и куталась в меха. Ее лицо под слоем пудры походило на жеваный пергамент.

Пока я ставила перед ней многослойное мороженое, она детально рассматривала меня, потом повернулась к Роджеру, потому что он произнес:

– Мамочка, я хочу представить тебе…

– Я не знакомлюсь с девицами, которые прислуживают в буфетах! Я не отрицаю тот факт, что они существуют, работают и получают жалованье. Однако я тут же забываю имена.

Она капризно ковырнула ложечкой мороженое – раз, другой. Но Роджер так и не прикоснулся к своему.

Они уехали на день раньше обычного. Я увиделась с Роджером в холле гостиницы, когда он оплачивал счет. На прощание он прощально нежно взял меня за руку, а я не удержалась и сказала:

– Ты кое-что забыл.

– Багаж здесь, – стал вспоминать он. – Счет оплачен. Бумажник на месте. Нет, похоже, я ничего не забыл.

– Когда-то давно, – напомнила я, – ты дал мне одно обещание.