Ущелье дьявола

Иногда он проклинал мандрагору, которая с таким ожесточением боролась против Сёльве за выживание Хейке.

— Так будет лучше всего, — шептал он, с трудом удерживаясь от плача. Потом положил растертые листья в рот и запил их молоком из фляги, которую ему дала Гунилла.

В самом деле, трава имела горький вкус! Но ведь не напрасно говорят, что любовь горька на вкус.

Глубоко вздохнув, он вытер глаза.

И продолжал свой одинокий путь на восток.

9

Рождественское богослужение не привлекло должного внимания Эрланда Бака. Не отличаясь особым богопочитанием, он готов был забыть об Иисусе в колыбели ради одного лишь профиля Гуниллы, белеющего среди черных косынок на женской половине.

Если бы она только повернулась к нему! «Повернись и посмотри на меня!»

Нет, он не обладал гипнотическими способностями.

«Для нее не существует никого, кроме тебя, Эрланд. Ты — единственный, кто ей нужен». Легко так говорить этому странному Хейке. Но на деле же… Прости, Господи, что я думаю об этом в церкви! Как можно говорить об этом с девушкой, не допускающей ни одной фривольной мысли?

Но все-таки Эрланда согрели слова Хейке. Ему хотелось быть ласковым со своей Гуниллой, сделать для нее что-нибудь хорошее. Но что он мог поделать со своей грешной страстью, разгоравшейся в нем в ее присутствии? Разве она не должна была гордиться этим?

А как он мечтал о Гунилле, находясь в Стокгольме! О том, как им будет хорошо вдвоем. При мысли об этом комок застрял у Эрланда в горле.

Он должен был сдерживать себя, сдерживать! Не лезть к ней под юбки! Ему следовало набраться терпения, пока она сама не упадет в его объятия, вот что имел в виду Хейке. Но, Господи — прости еще раз! — как ему, Эрланду Бака, капралу Гвардии Его покойного Величества, справиться со всем этим?

Эрланд вздохнул так, что мундир чуть не лопнул. Придется смириться с этим. Здесь нужна воля, без сомнения. Но плоть требовала своего, а дух был слаб… Нет, такого быть не должно!

И когда пели последний псалом, он только бормотал слова, не отрывая глаз от профиля Гуниллы. В конце концов один из его братьев дал ему тумака и прошипел:

— Ты мог бы, по крайней мере, бормотать в такт, раз уж ты придумал новые слова!

Эрланд покраснел и опустил голову. Он пел, как умел.

Когда все, сбившись в кучу, направились медленно к выходу, ему посчастливилось подойти к ней.

— Можно, я зайду к тебе вечером? — прошептал он. — Мне нужно с тобой поговорить.

— После обеда я собираюсь домой, в Кнапахульт, — нервозно произнесла она.

— Прекрасно! Я провожу тебя через лес.

Она вздохнула, но не нашла, что сказать против.

И вот Эрланд стоял и ждал ее в сумерках. Ждать ему пришлось долго, и он основательно продрог. Но его согревала нежность, потому что «новый» Эрланд ощущал в себе такую силу и такое мужество, что никакой мороз его не брал. Увидев его, она сразу решила: никаких чувственных связей с ним! Посмотрев ей в глаза, он торжественно пообещал:

— Я не буду делать глупостей! Ты можешь положиться на меня!

У Гуниллы застучало сердце.

— Ах, меня мучает из-за тебя совесть, Эрланд! Ты так добр, но я ничего не могу с собой поделать.

— Я это знаю. Этот странный Хейке говорил со мной об этом. Я могу подождать, Гунилла. Я ждал тебя три года, и я могу подождать еще три. Так я думаю.

Она беспомощно рассмеялась.

— Это глупо с твоей стороны!

Эрланд так обрадовался, увидев свою подругу детства смеющейся после всех этих трудных для нее лет, что чуть не обнял ее. Но он крепко держал себя в руках.

Днем шел снег, и теперь в лесу стояла девственная тишина.

Бравый солдат держал ее за руку, и она была не против, хотя и старалась держаться от него на расстоянии. Они шли не спеша, гораздо медленнее, чем думали.

— Ты была единственной, кто хорошо относился ко мне в детстве, — с благодарностью произнес он. — Все остальные называли меня приблудным и еще по-всякому.

— Будто ты сам натворил что-то, — опустив голову, сказала она. — А ты был моим защитником, помнишь?

— Да. Я защищал тебя от ведьм и лесных троллей.

Оглядевшись по сторонам, он рассмеялся.

— Какими глупыми мы были! — сказал он.

У Гуниллы сразу отлегло от сердца, и она сама не знала, что глаза ее наполнились любовь и восхищением, когда она улыбалась ему.