29  

Прибыл призрачный пассажир с полным набором готовых уже советов.

Никто и никогда не смог объяснить, каким образом призрачный пассажир не только сумел выжить (если, конечно, к нему применимо это слово), но и пересек потом половину мира, чтобы оказаться под конец в Октябрьской Стране. Можно только догадываться, что сперва он скитался по обезлюдевшим монастырям, опустевшим церквям и заброшенным кладбищам Шотландии и Англии, а затем отплыл на призрачном корабле в Мистическую Гавань,[21] что в Коннектикуте, и добрался неведомыми тропами через леса и поля до Северного Иллинойса.

В ночь, о которой мы говорим, небо было почти что ясное, если не считать одного маленького облачка, которое плыло себе да плыло, а затем вдруг пролилось дождем прямо на веранду огромного Дома. Забормотали, торопливо заикаясь, запоры, главная дверь распахнулась настежь — и на пороге стояла новая, прекрасная группа воссоединяющихся с Семьей иммигрантов: призрачный пассажир и Минерва Холлидей, прямо чудо, какие мертвые, особенно если учесть, сколь долго они пробыли в мертвых. Отец Тимоти вгляделся в это едва прозреваемое содрогание холодного воздуха, ощутил в нем разумную сущность, способную отвечать на вопросы, еще до того, как они заданы, а потому — спросил:

— Вы из нашего числа?

— Из вашего числа или в вашем числе? — переспросил призрачный пассажир. — И что такое «вы» или «мы»? Может ли оно быть поименовано? Имеет ли форму? А если да — чем эта форма заполнена? Состоим ли мы в родстве с осенним дождем? Поднимаемся ли мы холодным паром над заболоченными низинами? Или похожи на предрассветный туман? Рыщем мы, бегаем или скачем? Кто мы — тени на замшелой стене? Или пыль на мраморном, с отбитыми крыльями надгробном ангеле? Парим мы, или летаем, или пресмыкаемся октябрьскими эктоплазмами? А может быть, мы — звуки шагов, пробудившие нас, чтобы мы стукались черепами о гвоздями заколоченную крышку? Или легкое, как полет летучей мыши, сердцебиение, стиснутое в кулаке, или когтях, или зубах? Ткут ли наши кузены ткань своего бытия, как существо, приарканенное к шее этого ребенка?[22] — он показал пальцем.

Арах безмолвно выпустил новый дюйм паутины.

— Или ютятся вместе с этим? — снова жест.

Мышь скрылась в рукаве Тимоти.

— Бесшумны ли мы в каждом движении — как это?

Ануба потерлась о ногу Тимоти.

— То же мы, что и отражения в зеркале, никем не увиденные, но все равно бывшие? Живем ли мы в стенах, как жучки, щелчками исчисляющие время? И не наше ли кошмарное дыхание утекает из комнат в камины? Когда облака створаживают луну, эти облака — тоже мы? А когда горгульи бормочут струями дождя, не мы ли таимся в этих безъязыких звуках? Точно ли, что мы спим с восхода до заката и беззвучным своим скольжением наполняем погожие ночи? Когда деревья сорят червонным золотом, не мы ли этот мидасов мусор, златопад, тревожащий тишину шуршанием и хрустом? Что, о что же мы суть такое? Кто такие суть вы, и я, и все, что вокруг, — нескончаемые вскрики умерших, но не мертвых? Не спрашивайте, по кому звонит погребальный колокол. Он звонит по тебе, и по мне, и по всем этим призрачным ужасам, что безымянно скитаются в послесмертном мире… Правду ли я говорю?

— О да, — воскликнул Отец. — Заходи!

— Да! — крикнул Нострум Парацельсиус Крюк.

— Заходи, — крикнул Тимоти.

— Заходи, — станцевали Ануба, и Мышь, и восьминогий Арах.

— Заходи, — прошептал Тимоти.

И призрачный пассажир упал в объятья своих кузенов и испросил разрешения остаться у них на долгий, в тысячи ночей, постой, и хор их ответов «да» взмыл к небу, подобно дождю, обратившему пути свои, и дверь закрылась, и призрачный пассажир со своей чудесной сиделкой были наконец-то дома.

Глава 14

Октябрьский парад

От призрачного пассажира веяло холодом столь запредельным, что всех обитателей Осеннего Дома прихватило простудой. Сладостное чихание перетряхнуло вороха обветшалых метафор, скопившиеся у них на чердаках, в результате чего они дружно решили устроить еще одно, еще большее сборище.

Теперь, когда Семейная Встреча осталась в прошлом, прояснились некоторые, более чем неприятные истины. Вот только что вроде дерево опустело, отдало на волю осеннего ветра свои последние листья, как тут же гроздьями летучих мышей повисли на его ветвях леденящие душу проблемы. И они ведь не просто повисли, а угрожающе хлопали крыльями и щерили острые, как иголки, зубы.


  29  
×
×