– Что? – бросились мы к кровати.
Борейко положила правую руку на живот.
– Вот он. Шевелится.
– Термометр неспособен двигаться, – возразила я.
– А этот ползает, – почти неслышно продолжила Таня. – Ой, там же ртуть. Я умру!
– Нет, – быстро сказал Семен Петрович, – опасны лишь пары металла.
– Скажите пожалуйста! – восхитился Тёма. – Не знал. Следовательно, можно закусывать ртутью, главное, не нюхать ее?
– Верно, – подтвердил терапевт.
– А стекло? – всхлипнула Борейко. – Если оно разобьется?
– Следует немедленно ехать в клинику, – откровенно испугался врач. – Срочно! На операцию!
– Не-е-ет! – простонала Танюшка. – Останется шрам! Как у Сереги! Ему делали что-то, весь живот изуродовали, такой рубец остался красный…
– Хочешь лежать в гробу целой? – обозлился Дегтярев.
Глаза Татьяны расширились.
– Не-е-ет!
– Что «нет»? – нервно поинтересовалась Зайка.
– Все! – дрожащим голосом продолжила Таня. – Не хочу в больницу и умирать не собираюсь.
– Термометр разобьется, – менторски сообщил Семен Петрович, – осколки кишечник поранят, и каюк.
– Не-ет!
– Да.
– Не-ет!
– Да.
– Не-е-ет! Я шевелиться не стану. Никогда. Буду лежать в кровати! – заявила Таня. – С чего тогда градуснику трескаться?
– Дарь Иванна, – жарко зашептала мне в ухо Ирка, – не сомневайтесь, коли она тут на всю жизнь застрянет, я ваши вещи вниз перетащу. И картинки с собачками тоже перевешу.
– Спасибо, – тихо ответила я.
– Вот у нас на заводе ксерокс был… – неожиданно заговорил Тёма, – такая машина копировальная, большая… в бухгалтерии стоял. Один раз заявку в техотдел подали на замену картриджа. Пошел к финансистам мастер. А главбух у нас, Елена Сергеевна, женщина не мелкая, сто двадцать кило и рост хороший. В общем, входит ремонтник в комнату, а Елена Сергеевна так ему обрадовалась… «Милый, – кричит, – заждались прям! Уж трясли, трясли, а все без толку, бледно копии делает». Понимаете, да? Если ксерокс плохо печатает, можно вытащить контейнер с краской, повертеть его, и на некоторое время аппарат оживет. Мастер поразился: «Молодцы какие, умеете картридж вынимать!» «А зачем что-то вытаскивать?» – в свою очередь удивилась Елена Сергеевна. «Как же вы его трясли?» – не понял ремонтник. Главбух подошла к ксероксу, легко оторвала от пола многокилограммовый агрегат и, энергично встряхнув его, ответила: «Да просто. Вот так».
– Есть женщины в русских селеньях, – захихикал Дегтярев, – во всякой одежде прекрасны, ко всякой работе ловки.
– Ну и к чему вы нам эту сказку спели? – воззрилась на Тёму Зайка. – Нашли время воспоминаниям предаваться.
– Я со смыслом говорил. Может, если Таню потрясти, градусник выпадет? – предположил Тёма.
– Откуда? – взвыла Ольга.
Тёма покраснел.
– Ну… типа… оттуда… из… В общем, он же через рот внутрь попал!
– Ее придется вниз головой мотать, – обрадовалась Ирка. – А что? Может, и правда получится? Пусть Александр Михайлович и Тёма на кровать встанут.
– Зачем? – осторожно осведомилась я.
– Возьмут Татьяну Васильевну за ноги, один за правую, другой за левую, перевернут и…
– Не хочу! – закричала Таня. – Еще чего!
– Градусник может и другим путем покинуть организм, – алея, словно шиповник, проговорил Тёма.
– Верно, дадим ей каши… – сообразила Маня.
– Вы сумасшедшие! – не выдержал Семен Петрович. – У больной панкреатит, ей нельзя горячее.
– А холодный геркулес можно? – не отступала Маня. – На воде, без масла, соли и сахара?
– Думаю, подобное кушанье не нанесет вреда, – после некоторого раздумья сообщил терапевт.
– Не-ет! – понеслось с кровати. – Не-ет!
– Танюша, – очень ласково заговорил вообще-то не любящий Борейко Дегтярев, – случилась беда, градусник попал в желудок… Так?
– Да, – закивала Таня. – Сама не понимаю, как это произошло. Сделала вдох, ам, и готово. Теперь лежит в животе, я его чувствую.
– Термометр стеклянный, – увещевал полковник, – может разбиться. Представляешь беду?
Борейко закивала.
– Каша вязкая, – вступила в беседу Зайка, – она обволочет градусник и доставит его к выходу. Поняла?
– Не-а!
– Еще кто-то делал мне замечания, – не утерпел Дегтярев, – укорял в незнании родного языка! А сама говорит «обволочет». Надо – обволокнет!
Семен Петрович сел в кресло и начал вытирать лоб носовым платком.