– Убили-и-и!
Забыв про злополучный ужин, присутствующие, спотыкаясь об нервно лающих собак, бросились к лестнице.
Глава 23
Крик летел из моей спальни. Я ворвалась в комнату последней и увидела Танюшку, сидящую на полу.
– Что случилось? – воскликнул Кеша.
– Этот урод положил меня мимо кровати, – простонала гостья.
– Я нечаянно, – начал судорожно оправдываться Тёма, – право, не хотел. Вы ничего не сломали?
– Чтоб тебе самому шею погнуть! – прорычала Таня, забираясь на кровать.
И тут раздалась громкая музыка.
– Мать, выключи радио, – велел Кеша, – и вызови доктора, следует сделать рентген.
– У меня в комнате нет ни приемника, ни сидюшника, – напомнила я.
– Что ж тогда играет? – завертела головой Машка.
– Телефон, – подобострастно подсказал Тёма. – Вон он, на коврике валяется.
Желая услужить, мужчина поднял трубку с пола и поднес к своему уху.
– Не трогай! – завизжала Борейко. – Немедленно брось!
Но самозванец уже нажал на клавишу и бодро воскликнул:
– Алло! Здрассти! Кто я? Тёма. Вам кого? Таню? Уж не знаю, сумеет ли подойти, она в кровати. Ой, не орите! Сейчас, сейчас…
Быстро, словно избавляясь от попавшего в руки раскаленного камня, Тёма сунул замершей в ужасе Танюшке трубку, сообщив:
– Это вас.
– Добрый вечер, Сереженька! – прочирикала Танечка. – Ой, солнышко, ты как? Скоро ли вернешься? Жду не дождусь…
Конец фразы оказался недоговоренным, лицо Борейко приняло сначала розовый, потом красный, бордовый, синий и, наконец, фиолетовый оттенок. Я с тревогой смотрела на подругу.
– Кто подошел? – выдавила из себя Татьяна. – Когда? Сейчас? Где? Мужчина? Не было никого!
Я прикусила губу. Да уж… Глупее поведения и не придумать. Ну нельзя же отрицать очевидное, Боровиков вовсе не идиот, он слышал голос Тёмы.
– Я тут одна, – пела Танечка, – абсолютно одинокая.
В этот момент за окном залаяла собака, очевидно, кто-то из соседей выпустил своего пса на прогулку перед сном, и Снап решил ответить собрату. Недолго думая, он разинул пасть и принялся мерно гавкать:
– Ав, ав, ав…
– Я дома, – повысила голос Таня. – Кто лает? Кобель. Ха-ха-ха, милый, это уже слишком, надеюсь, ты не ревнуешь к ротвейлеру? У нас нет в квартире животных? Да, действительно. Откуда тогда псина? Э… Э… Э… Ну что ты, какие мужики с собаками, право, смешно. Фу, заткнись! Ишь, разгавкался, придурок! Милый, я не лгу тебе. Клянусь своими брильянтами, я одна! Откуда лай? Э… э… э… Из телевизора. Да! Точно! Гляжу кино! В гордом одиночестве. Что? Телику нельзя говорить: «Фу, заткнись»? Милый, ты слишком придирчив. Я одна! Одна! Одна! Ладно, пусть тебе Дашка объяснит.
Трубка ткнулась в мою ладонь.
– Придумай что-нибудь, – прошипела Танюшка, – Серега совершенно взбесился!
– Привет, – фальшиво весело воскликнула я в телефон.
– Совсем моя завралась! – заорал Боровиков.
– Вовсе нет, – заюлила я.
– Говорит, кукует одна!
– Верно, тут никого.
– А ты?
– Я?
– Ну да, ты! Разве можно сказать: «Нахожусь в одиночестве», если сидишь с подругой? – справедливо заметил ревнивец.
– Ну… понимаешь… я для Танечки пустое место, мы настолько близки, что перестали замечать друг друга.
– А пес? Кто там лает?
– Это Снап, мой ротвейлер. Я его с собой взяла, пусть погуляет, заскучал в Ложкине.
– Танька сообщила, что гавкает в телике, а ты говоришь про Снапа. Кто из вас брешет?
На секунду я растерялась, но потом решительно ответила:
– Никто.
– Да? – перешел в диапазон ультразвука Сергей. – Так что, Снапа по телику показывают? Он новости читает?
– Именно так, – обрадовалась я подсказке, – впрочем, диктором Снапуна не брали, наш мальчик снимался в программе «Дог-шоу», я кассету показываю.
Боровиков притих.
– Видишь, – обрадованно продолжила я, – ни к чему волноваться, полнейшая тишина.
– На плите чегой-то горит! – завопил Иван, совсем некстати влетая в спальню. – Чадит и чернеет!
Ирка, всплеснув руками, кинулась на первый этаж.
– Что за мужик там? – загремел Сергей. – Он про плиту говорил, я слышал его расчудесно.
Я показала садовнику кулак и сладко пропела:
– Это не мужик, а всего лишь Иван.
– Иван?
– Да, Ваня.
– Что еще за Ваня?!
– Господи, Сережа, ты совсем от ревности очумел, – делано засмеялась я. – Наш садовник, Иван, ты его великолепно знаешь.