Кинжал с красной лилией

Де Сюлли, вернувшийся в комнату, проводив Ее Величество королеву и ее фрейлину, внимательно взглянул в лицо каждого, кто услышал эту ужасную новость. На всех без исключения лицах был написан ужас. Де Сюлли подошел к королю, который спросил его:

— Вы слышали новость, господин министр?

— Да, сир, и клянусь честью и совестью, что, по моему мнению, это двойное убийство целиком и полностью освобождает от обвинений... мадам маркизу де Сарранс, на которой они до сих пор лежали. Она ни в чем не повинна.

— Я придерживаюсь такого же мнения, господа, — произнес король, обращаясь к собравшимся судьям. — У вас есть еще какие-нибудь замечания?

— Никаких, сир, — с поклоном ответил Женен. — Мы не видим больше состава преступления и закрываем дело.

Судьи поднялись и направились к двери во главе с прево, откровенно обрадованные столь неожиданным исходом, громко говоря и перебивая друг друга. Де Сюлли был вынужден им напомнить:

— Не забывайте, однако, что ваш долг отыскать того, кто совершил два бесчеловечных убийства.

— Я займусь поисками лично, господин министр, — успокоил его прево. — Но должен сказать, что впервые в жизни весть об убийстве принесла мне радость.

— Я разделяю ваши чувства, — одобрительно заявил король. — И прежде чем вернуться в Лувр, заеду к дамам д'Антраг, чтобы сообщить им хорошую новость. Юной Лоренце незачем терзаться. А вы, Сарранс, что думаете на этот счет? Вы ничего не хотите нам сказать?

— Откровенно говоря, я не знаю, что сказать, сир.

— Неужели? У меня такое впечатление, что вас по-прежнему мучает подозрение.

— Но... никто не отменял обвинения донны Го-нории, которая исчезла, словно по волшебству. Убийство Бертини и его любовницы... могло быть простым совпадением... и не иметь никакого отношения к смерти моего отца...

Возмущению Тома не было предела, и он не дал Антуану договорить. Побледнев от ярости, верный друг едва не удушил приятеля, сгребя в кулак воротник его камзола.

— Ей-богу, я готов тебя придушить, — прогремел он. — Что тебе сделала донна Лоренца, что ты так ее возненавидел? Ты терпеть не мог своего отца, ты проклинал его за то, что он украл у тебя из-под носа сокровище, хотя за несколько часов до этого отказывался от него?

Они вновь покатились по ковру, но не прошло и секунды, как министр и король разняли их и поставили на ноги. Однако противники по-прежнему кипели от ярости.

— Ты распоследний идиот из всех, каких я только видел! — продолжал греметь Тома. — Неужели ты не понимаешь, что Бертини убили для того, чтобы он не выдал истинного убийцу?

— Мои размышления тебя не касаются, — огрызнулся Антуан.

— Еще как касаются! Если ты не видишь очевидного!

Вырвавшись из державших их рук, бывшие друзья схватились вновь. Силы у них были примерно равные, и трудно было предположить, чем могла бы закончиться эта схватка. На этот раз их разняла стража... Антуана держали трое, но это его ничуть не образумило.

— Если ты вообразил, что она достанется тебе, то ошибаешься, — проорал он. — Сначала я тебе кишки выпущу!..

Король встал перед обезумевшим юнцом.

— И сразу после этого я отправлю вас на эшафот, маркиз.

— Конечно, если король покровительствует таким людям!

— Я не оказываю покровительство никому, кроме невинных. А что касается вас, то у меня есть большое желание отправить вас поразмышлять в Бастилию, пребывания в Шатле вам явно оказалось недостаточно.

— Надеюсь, с ним вместе, — процедил Антуан, пренебрежительно мотнув головой в сторону Тома.

— Нет. Его гнев был вызван вашими словами. Но и он заслуживает сурового наказания, и я передам господина де Курси в руки полковника де Сент-Фуа. Имейте также в виду, что я официально запрещаю вам все провокации, которые могут привести к поединку. За неповиновение моим приказам вы окажетесь на Гревской площади, как раз там, куда вы так хотите отправить нашу несчастливую красавицу.

Тут Антуан в порыве безудержной ярости, с которой он так и не научился справляться, бросил с наглой ухмылкой:

— А вы имеете намерение уложить ее в свою постель на следующий день после свадьбы! Но с моим отцом такое...

Словесный поток остановила пощечина. Генрих влепил ее со всего размаху, и щека наглеца стала пунцовой.

— Черт меня подери, если бы вы не были королем, — проговорил Антуан, сжимая кулаки.