Темный карнавал (сборник)

— Останови! Останови колесо! — кричал, перекрывая скрежет машины, повзрослевший мистер Кугер, и его голос, грубый, хриплый от испуга, уносился вверх.

В темном хитросплетении металлических прутьев свистел ветер.

— Останови, останови, умоляю, останови колесо!

Хэнк оторвался от распростертого на земле противника, заглянул в чрево механизма, пошуровал железным прутом, ударил что было сил, побросал внутрь подвернувшиеся под руку железяки и попытался закрепить рычаг тросом, время от времени отпихивая ногой ползающего в грязи, хныкающего карлика.

— Останови, останови, останови колесо! — скулил голос высоко в ночи, и на этот вой из-за причудливых белых облаков высунулся месяц,— Останови...— мольба растаяла в вышине.

Внезапно городок аттракционов вспыхнул огнями. Из шатров выскочили балаганщики — они бежали к Хэнку. Его подбросили в воздух и стали осыпать градом ударов и проклятий. Тут подоспел Питер, а следом — полицейский, размахивающий пистолетом.

— Останови, останови колесо! — Ветер уносил эти слова, больше похожие на вздох.

А голос все молил и молил.

Смуглые балаганщики попытались выключить машину. У них ничего не вышло. Мотор с жужжанием вращал колесо. Рычаг заклинило.

— Останови! — в последний раз выкрикнул голос.

И тут все смолкло.

Чертово колесо — гигантское сооружение из электрических звезд, металлических прутьев и корзин-скорлупок — безмолвно описывало круги. В наступившей тишине мотор напоследок поворчал и заглох. Колесо остановилось не сразу, караванщики, задрав головы, не спускали с него глаз, полицейский тоже не спускал с него глаз, а уж Хэнк с Питером — и подавно.

Колесо замерло. Перед ним собралась изрядная толпа. С пирса прибежали рыболовы, из паровозного депо — стрелочники. А темная махина только скрипела и подрагивала на ветру.

— Глядите-ка! — прошелестело по толпе.

Полицейский обратил взгляд в ту сторону, и балаганщики, и рыболовы тоже: все смотрели на черную корзину-скорлупку, оказавшуюся внизу, прямо у выхода. В тусклом свете огней ветер мерно покачивал и баюкал эту деревянную колыбель.

С мешком денег в руках, в коричневом котелке, сдвинутом на затылок, внутри покоился скелет.

  Предрассветный гром

© Перевод Е. Петровой

Вначале это было похоже на далекую грозу: то ли отголосок грома, то ли порыв ветра, то ли просто движение воздуха. Улицы давно опустели по велению курантов на здании суда. Пару часов назад горожане стали поглядывать на огромный белый циферблат, потом сложили свои газеты, поднялись с качалок на верандах, скрылись в домах, уже погрузившихся в летнюю ночь, потушили свет и улеглись в прохладные постели. И все это свершилось по воле башенных курантов, которые всего-навсего возвышались над сквером. Теперь на улице не было ни души. Фонари посылали вниз снопы света, которые отражались бликами на асфальте. Временами от какой-нибудь ветки отрывался лист и с шелестом падал на землю. Ночь стояла — ни зги, даже звезд было не разглядеть. Почему — трудно сказать. Можно, конечно, предположить, что горожане дружно смежили веки, а с закрытыми глазами звезды не больно-то разглядишь. Вот такая была темнотища. Впрочем, кое-где за оконным переплетом — если кому придет в голову заглядывать в темную комнату — можно было заметить светящуюся красную точку, и ничего более: это хозяин дома, страдающий бессонницей, прибегал к помощи никотина и мерно раскачивался в кресле-качалке, не зажигая лампы. Наверно, у себя в спальне кто-то тихо покашливал или ворочался под простынями. Но на улице не было слышно даже патрульного полицейского, который обычно меряет шагами тротуар, держа в опущенной руке дубинку.

Стало быть, тот отголосок грома пришел издалека. Сперва дал о себе знать по ту сторону оврага — прокатился по окраинной улице, пробившись через три квартала непроглядного мрака. Он, этот гром, наметил маршрут и двигался кратчайшей дорогой, впотьмах переправился через овраг по мосту в створе Вашинггон-стрит, свернул за угол — и вот, пожалуйста, он уже в начале нужной улицы!

Именно так, с шорохом, шарканьем и жадным гулом появилась меж домов и деревьев железная мусороуборочная машина мистера Бритта. Это был настоящий смерч с воронкой, который, разъезжая по городу, с ворчанием, ропотом и хлюпаньем ощупывал впереди себя асфальт большими роторными щетками, похожими на крышки люков; под ними крутились щетки поменьше, в форме валиков — они-то и подгребали под машину весь мелкий мусор, разбросанный представителями рода человеческого: корешки билетов на сегодняшнее представление в варьете «Элит», обертку от прямоугольного пластика жевательной резинки, который к тому времени превратился в безвкусный клейкий комок и был налеплен на крышку секретера; обертку от леденцов из бара, которые уже успели скрыться и спрессоваться в гармошке-желудке некоего юноши, находящегося сейчас в замке с куполом, в комнате чудес. И тому подобный хлам: пересадочные трамвайные билеты до Шахматного парка, до морга «Вековой дуб», до северной окраины Чикаго, до Зайон-Сити, рекламные купоны с приглашением посетить новый, блистающий хромированной фурнитурой салон причесок на Центральной улице. Все это подбирали огромные движущиеся усы машины, на самом верху которой по-королевски восседал в седле из кожи и металла сам мистер Роланд Бритт, тридцати семи лет (непонятный возраст, на перепутье между вчерашней и завтрашней порой). В некотором роде он был копией своей машины, которой диктовал собственную волю, властно положив ладони на руль. Над губой у него кудрявилась полоска усов, а шевелюру представляли растущие поодиночке волоски, которые, как могло показаться на подъезде к фонарям, сами совершали круговые движения; приплюснутый нос беспрестанно хлюпал, не уставая дивиться окружающему миру, вбирал его целиком и выдыхал через изумленный рот.