Жаба с кошельком

– Угу, – пробубнила Валентина, – извините, не сдержалась!

– Умница, – ласково сказала Марта, – и спасибо тебе, честно говоря, я давно хотела Лариске на голову миску с салатом нацепить. Но никогда больше не веди себя так.

– Я прямо бешусь, когда вам гадости говорят, – проронила Валентина.

– Ладно тебе, – смеялась Марта, – брань не камень, повисит и отвянет!

Смерть Марты Валентина пережила очень тяжело. Хозяйство по-прежнему содержалось в идеальном порядке, вот только разговаривать Валентина совсем перестала, отделываясь короткими ответами: «Ага», «Угу», «Сделаю».

Вику она приняла спокойно, продолжала служить верой и правдой, но полюбить новую хозяйку так, как Марту, не смогла. В комнате у Валентины появился большой портрет покойной, около которого она каждый день ставила цветы. Мне показалось, что прислуга горюет намного больше вдовца. У Андрюшки в кабинете не имелось ни одного снимка трагически погибшей супруги, однако, учитывая, какими были их отношения в последнее время, это не странно.

Впрочем, и Валентина стала забывать хозяйку. Несколько месяцев назад, еще до всех трагических событий, я приехала в «Волшебный лес» и увидела на столе очаровательные салфетки с мишками и спросила:

– Где взяла? Я тоже такие хочу!

– У Вали спроси, она где-то купила, – ответила Вика.

Я вошла в комнату к Валентине, увидела ее со спицами у телевизора, узнала про салфетки и удивленно воскликнула:

– Ты убрала фото Марты?

– Грех это, – тихо ответила горничная, – нельзя постоянно плакать, покойным – могила, живым – жизнь.

Последняя фраза покоробила меня. Похоже, Марта умерла окончательно, мертвые живы, пока о них хоть кто-нибудь вспоминает.

Глава 14

Я подъехала к дому и позвонила. Валентина сразу распахнула дверь.

– Желаете чаю? – тихо спросила она.

Я ощутила резкий приступ тошноты.

– Нет, спасибо, разреши войти, я книгу поищу?

– Да, конечно, – ответила она.

Я прошла в столовую, домработница, не удивившись, отчего гостья двинулась не в кабинет, исчезла. Пяти минут хватило, чтобы понять – совочек идеально подходит к сервизу, он помещался в сахарнице, как родной, совпадал и орнамент.

Я сунула совочек в карман, поднялась наверх в кабинет Андрея, схватила с полок первую попавшуюся книгу и крикнула:

– Валя!

– Вы меня звали? – спросила горничная, возникая в проеме двери. – Чаю хотите?

– Нет, – быстро ответила я, – спасибо. Вот, нашла. Ты вроде в город собралась?

– Да, – кивнула Валентина.

– Могу подвезти, мне тоже в центр.

– Спасибо, – буркнула горничная.

Я подождала, пока она оденется, причешется и запрет коттедж. Уже выезжая на шоссе, чтобы нарушить тягостное молчание, висевшее в машине, я сказала:

– Куда же ты теперь?

– На Петровку, – ответила Валя, – номер кабинета забыла! Ща погляжу, в блокноте записала.

И она принялась рыться в сумке.

– Я не о сегодняшнем дне. Вообще, как жить дальше станешь?

Валя хмуро уставилась в окно, потом нехотя ответила:

– Позаботились обо мне.

– Кто.

– Так Литвинские, и он, и Марта Германовна, прописали в коттедже.

– Да? – удивилась я.

Валя кивнула.

– Хозяйка сразу меня определила, только дом построился, и еще завещание есть.

Я чуть не выпустила руль.

– Какое?

– Марты Германовны, – спокойно пояснила Валентина, – она мне кучу всего оставила: свои драгоценности, долю земли в «Волшебном лесу», часть дома, я ее единственная и полная наследница. Она оформила бумагу как раз перед своей поездкой в горы и отдала мне со словами: «Нету у меня никого: ни детей, ни родных, Андрей чужим стал давно, если со мной чего случится, пользуйся, Валя, одна ты меня на этом свете любишь!»

С трудом преодолевая удивление, я пробормотала:

– Выходит, вы теперь богатая женщина?

Валя кивнула:

– Да, только, что с этим делать, не знаю. Вот пройдет полгода, продам причитающееся и домой, на Украину умотаю, лихо мне в Москве, холодно, сыро, я к солнцу привыкла.

– Андрюша-то знал про завещание? – не успокаивалась я.

– Конечно, – спокойно ответила Валя, – как не знать, да только я, пока он жив был, ни на какое наследство не подавала. Зачем мне? Мы уговорились, что живем по-старому, а если приспичит уехать, хозяин мне деньгами даст и квартиру купит.

Я довезла Валентину до известного дома под номером тридцать восемь на Петровке и осталась сидеть в машине, глядя, как домработница идет к проходной. Ну и ну! Теперь понятно, отчего милиция не опечатала коттедж!