Жаба с кошельком

Кавказец обозлился и начал орать, что его сын учится на одни пятерки, ни на какие идиотские вопросы он тут отвечать не станет, и швырнул мне на стол дневник, весь усеянный пятерками.

Я тактично промолчала, но в глубине души была абсолютно уверена, что любящий папочка купил ради сыночка всю школу на корню.

Парень оформил документы и улетел. Примерно через две недели после его отъезда в Париж из Сорбонны пришел факс:

«Уважаемая мадам! Мы испытываем огромное удовлетворение от работы с вашей фирмой и надеемся, что наше сотрудничество продлится и в дальнейшем. Особо благодарим вас за студента Беслана Ибрагимова, это очень приятный молодой человек. Заранее приносим извинения, но нам требуется задать вам некоторые вопросы и получить на них ответы:

1. Беслан прошел тестирование по французскому языку, и мы вынуждены с сожалением констатировать, что он им не владеет».

Я моментально вспотела. Так, приехали, насколько я знаю, любое учебное заведение уровня Сорбонны имеет полное право отчислить студента, если тот не соответствует требованиям университета. А денежки они не вернут. В полном ужасе я стала читать дальше:

«2. Беслан прошел тестирование по истории, и мы вынуждены признать, что он не знает предмета».

Мне стало совсем дурно, но я упорно читала факс. Там было, дай бог памяти, пунктов пятнадцать, в особенности умилил последний:

«3. Беслан прошел тестирование по русскому языку, и мы вынуждены констатировать, что он им не владеет, наречие, на котором изъясняется студент Ибрагимов, нам непонятно, что вносит большие трудности в осуществление учебного процесса».

Потом из факса полез еще один листок. Я была готова к самому худшему. Сейчас прочитаю об отчислении и сообщение о том, что, согласно правилам, сумма за обучение не возвращается, и адью, Дашутка. Лучше даже не думать, что со мной сделает папуля Беслана. Одно хорошо, можно не оформлять завещание, потому что завещать мне нечего.

Листок вылез наружу. Я схватила его и затряслась:

«На основании вышеизложенного с глубоким сожалением вынуждены сообщить, что учеба Беслана в Сорбонне на данном этапе представляется нецелесообразной».

Я похолодела и ощутила себя трупом. Но, почти теряя сознание, все же дочитала послание до конца:

«Поэтому мы берем на себя смелость и просим вас связаться с родителями Беслана, чтобы предупредить их о дополнительных материальных тратах, которые им, к нашему глубокому сожалению, придется понести, чтобы спокойно обучать Беслана в университете:

1. Мы нашли Беслану репетиторов по всем предметам.

2. Мы нашли человека, который станет сопровождать его в поездках по городу.

3. Мы наняли Беслану преподавателя, который научит его пользоваться столовыми приборами.

4. Мы нашли…»

И так еще двадцать пунктов. Завершался факс абзацем:

«На основании вышеизложенного не возьмете ли вы на себя труд сообщить родителям Беслана Ибрагимова, что им следует внести на наш счет сумму в размере ста двадцати тысяч франков, не предусмотренную в основном контракте. Примите наши извинения…» – и прочая, прочая, прочая.

После этого случая у меня возникла стойкая уверенность: если хотите, чтобы ваш мопс получил диплом о высшем образовании, смело отправляйте его в Сорбонну, через энное количество лет собачка вернется магистром, главное, вовремя и бесперебойно вносить плату за обучение.

Улыбнувшись воспоминаниям, я докатила наконец до шоссе и радостно вздохнула: ура, пробок больше не предвидится.

Доехав до поселка, я ткнулась в закрытый шлагбаум и погудела, высунулся охранник.

– Куда?

– К Литвинским.

– Туда нельзя на автомобиле, только пешком, припаркуйте «Пежо» на площадке.

Я оглянулась, увидела с десяток иномарок, поставленных поодаль, и обозлилась. Ну и порядки тут теперь! Небось жильцы приняли решение не пускать на территорию никого на колесах, только своих. У нас в Ложкине тоже иногда ведутся подобные разговоры: дескать, пусть гости бросают свои тачки за оградой и идут к нужному дому пешком. Дороги в Ложкине узкие, разъехаться трудно… но до принятия конкретных решений у нас дело все же не дошло, а тут, очевидно, подвергли всех не живущих в поселке остракизму.

Я заперла «Пежо» и пошла в глубь «Волшебного леса», дорога вилась между деревьями, направо, налево… Я вышла к знакомым воротам и остолбенела. Железные створки, всегда наглухо закрытые, стоят распахнутые настежь. В глубине участка виднеются машины «Скорой помощи», пожарных и милиции. Дом… его нет. На земле высятся обгорелые руины и вьется тонкий дымок.