104  

Из гигантских окон, западного и южного, открывался вид на волнистую линию гор и низину, в которой раньше плескалось море. Несколько лет назад море в низине засыпали, и на его месте плотными рядами, будто надгробные плиты, выстроились небоскребы... Я постоял перед окнами, посозерцал пейзаж и вернулся обратно за стойку.

– Раньше, небось, было море видно? – спросил я.

– Да уж, – ответил Джей.

– Я там в детстве купался, – сказал я.

– М-м, – промычал Джей с сигаретой в зубах, прикуривая от массивной зажигалки. – Прекрасно тебя понимаю. Разрушить горы, построить дома; останками гор засыпать море – и опять понастроить дома... Некоторые идиоты до сих пор считают это прекрасной идеей.

Я молча пил пиво. Динамики под потолком выдавали новый хит Бозза Скэггза. Музыкальный аппарат куда-то исчез. Посетители за столиками – опрятные студенческие парочки – благовоспитанно, глоток за глотком потягивали виски с водичкой напополам и коктейли. Ни тебе пьяных баб в сортире, ни субботнего гвалта до боли в ушах. Потом, ясное дело, все разойдутся по домам, наденут пижамы, почистят зубы и лягут спать... Ну, и что ж? – ну, и слава Богу. Чистая, опрятная жизнь – что в этом плохого? В конце концов, каким должен быть этот мир, каким должен быть этот бар – общих стандартов для этого просто не существует. Все это время Джей следил за моим блуждающим взглядом.

– Ну, что скажешь? Все так изменилось, что никак не освоишься?

– Да ничего подобного, – сказал я. – Старый беспорядок на новый лад, вот и все.

«Медведь у жирафа выменял шляпу, а зебра надела медвежий сюртук»...

– А суть все та же? – рассмеялся Джей.

– Времена изменились, – сказал я. – Меняются времена – меняется многое. Но, в конечном счете – и ладно, и пускай себе меняется дальше. Все мы живем, меняясь. И жаловаться тут не на что...

Джей промолчал.

Я принялся за новое пиво, Джей закурил новую сигарету.

– Как жизнь? – спросил Джей.

– Неплохо, – ответил я.

– А с женой как?

– А-а, непонятно. Как оно бывает между двумя разными людьми? Иногда кажется – все в порядке. Иногда так не кажется. В супружеской жизни – дело обычное, сам знаешь.

– Не знаю, – мрачно проворчал Джей и почесал мизинцем переносицу. – Забыл я уже, что такое супружеская жизнь. Давно это было...

– Кошка твоя здорова?

– Померла четыре года назад. Как раз после вашей свадьбы. Кишки себе попортила.

Ей, правда, и так уже возраст вышел – двенадцать лет все-таки. Дольше, чем мы с женой были вместе... Двенадцать лет жизни – вроде, такая мелочь, а?

– И не говори, – сказал я.

– Там, на горе – слыхал, небось – есть кладбище для животных. Вот там и схоронил. Пусть теперь хоть на небоскребы эти сверху вниз посматривает. А то уже куда ни плюнь – все в небоскреб попадешь. Кошке это, конечно, до лампочки... Но все-таки.

– Тоскуешь?

– Тоскую, понятное дело. Уж не знаю, кому из людей нужно помереть, чтоб я так тосковал... Что, странно говорю? Я покачал головой.

Покуда Джей сооружал для очередного посетителя замысловатый коктейль и салат «Юлий Цезарь», я забавлялся головоломкой из Северной Европы, которую обнаружил на стойке. В стеклянной коробке нужно было восстановить из фрагментов рисунок – три бабочки, порхающие над лужайкой с клевером. Терпения моего хватило минут на десять, затем я плюнул и положил игрушку на место.

– Детей не заводишь? – спросил Джей. – По возрасту уж пора бы...

– А не хочу, – ответил я.

– Серьезно?

– А ты представь: родится кто-нибудь, вроде меня – что я с ним буду делать?

Джей озадаченно рассмеялся и подлил мне пива.

– По-моему, ты слишком много думаешь наперед.

– Да нет, дело не в этом. Просто я никак не могу понять, стоит ли вообще это делать – производить на свет еще одну жизнь... Ну, вырастут дети, сменится поколение. И что? Больше гор снесено, больше моря засыпано. Больше скорость у автомобилей – и больше кошек задавлено... Только и всего, разве нет?

– Но это – только темная сторона жизни. Случаются ведь и хорошие события. Есть ведь и хорошие люди...

– Да? Ну-ка, приведи мне по три примера и того, и другого – тогда поверю...

  104  
×
×