Трилогия Крысы. Мировой бестселлер в одном томе

Мы долго сидели с ней рука об руку, намокая все больше под бесконечным дождем. Прислонившись к бетону, вслушиваясь в шелест шин на трассе Западного побережья Сёнан, и наблюдая, как дождь заливает море. Капли становились все заметнее, с неба лило сильнее. Вдоль дамбы виднелись редкие фигурки рыболовов, но эти люди не обращали нас никакого внимания. Даже не обернулись на нас. В мышиного цвета дождевиках с капюшонами, они несли свою вахту на бетонной дамбе, сжимая спиннинги, точно знамена, и вглядываясь в морскую даль. Кроме них, на побережье не было ни души. Юки, обессиленная, зарылась лицом мне в плечо и сидела так, не произнося ни слова. Окажись рядом кто-нибудь посторонний — ей-богу, принял бы нас за парочку любовников.

Закрыв глаза, Юки тихонько сопела у меня на плече. Казалось, она мирно уснула. Намокшая челка разметалась по лбу, ноздри чуть подрагивали. Загар месячной давности еще оставался у нее на коже — но под серым пасмурным небом выглядел каким-то не очень здоровым. Я достал носовой платок, вытер ей лицо от дождя и слез. Линия горизонта давно потерялась за пеленой дождя. В небе, натужно ревя, проносились противолодочные самолеты Сил Самообороны, похожие на стрекоз.

Наконец она шевельнулась и, не отнимая головы от моего плеча, пристально посмотрела мне в глаза. Затем вытащила из кармана джинсов пачку “Вирджиниа Слимз”, сунула сигарету в губы и зачиркала спичкой о коробок. Спичка не зажигалась — слишком ослабли пальцы. Но я не стал ее останавливать. И не сказал ей: “Сейчас тебе лучше не курить”. Кое-как прикурив, она щелчком выкинула спичку. Затем пару раз затянулась — и так же, щелчком, выкинула сигарету. Окурок упал на бетон, подымил еще немного и, намокнув, погас.

— Как живот? — спросил я.

— Болит немного, — ответила она.

— Ну, давай, посидим еще чуть-чуть. Не холодно?

— Нормально. Я люблю под дождем мокнуть.

Рыболовы маячили на дамбе, вглядываясь в воды Тихого океана. Что же особенного они находят в своей рыбалке? — подумал я. Зачем этим людям так нужно весь день торчать под дождем и глазеть на море? Хотя, конечно, дело вкуса. В конце концов, мокнуть под дождем у моря с нервной тринадцатилетней пигалицей — тоже дело личного вкуса, ничего более.

— Этот твой друг… — сказала вдруг Юки. Тихо, но очень жестко.

— Друг?

— Который в кино играл.

— По-настоящему его зовут Готанда, — сказал я. — Как станцию метро. Знаешь, на кольцевой, между Мэгуро и Одзаки… ^[141]

— Он убил эту женщину.

Я покосился на нее. Она выглядела страшно усталой. Сидела, ссутулившись, вся перекрученная — одно плечо выше другого — и тяжело дышала. Словно человек тонул, но его спасли в последнюю секунду. Что за бред она несет — сам черт бы не понял.

— Убил? Кого?

— Эту женщину. С которой он спал утром в воскресенье.

Я по-прежнему не понимал, что она хочет сказать. В голове началось что-то странное. Казалось, к ощущению реальности в моем мозгу примешивается чья-то чужая воля. И нарушает естественный ход вещей. Но я не мог ни совладать с этой волей, ни даже уловить, откуда она возникла. И я невольно улыбнулся.

— В том фильме никто не умирает. Ты с каким-то другим кино перепутала.

— Я не про кино говорю. Он на самом деле убил. В настоящем мире. Я это поняла, — сказала Юки и стиснула мой локоть. — Так страшно. Будто в животе что-то застряло и проворачивается. И дышать не могу. Воздух в горле застревает от ужаса. Понимаешь — оно опять на меня навалилось… То, о чем я рассказывала. Поэтому я знаю. Точно знаю, без дураков. Твой друг убил эту женщину. Я не чушь болтаю. Это правда.

Наконец до меня дошло, о чем она. Вмиг похолодела спина. Язык прилип к нёбу, и спросить ничего больше не получалось. Каменея под дождем, я сидел и смотрел на Юки, не в силах пошевелиться. Что же, черт возьми, теперь делать? — думал я. Вся картина моей жизни фатально перекосилась. Все, что я до сих пор держал под контролем, вывалилось из рук…

— Прости. Наверно, я не должна была тебе это говорить, — вздохнула Юки и отняла руку от моего локтя. — Если честно, я сама не понимаю. Чувствую это как реальность. Но не уверена, настоящаяэто реальность или нет. Боюсь, если начну тебе такое говорить — ты тоже станешь злиться, ненавидеть меня, как и все остальные. С другой стороны, не сказать тоже нельзя. Но как бы то ни было, правда или неправда — я-то действительноэто вижу! И ощущение внутри меня остается, и никуда от него не денешься! Очень страшно. Я одна с этим не могу… Поэтому, пожалуйста, не сердись на меня. Если сильно меня ругать, я просто не выдержу.

---