Ожерелье для дьявола

Тяжелая карета развернулась, подняв тучу пыли в тот самый момент, когда другой экипаж приближался к последнему повороту. Это был элегантный двухколесный кабриолет, запряженный парой дымящихся лошадей, закрытый спереди кожаной завесой. Сидящие в карете сразу узнали его. Неподвижная от негодования Каэтана увидела, как после кратких объяснений и предъявления бумаги строй солдат раздвинулся перед шевалье д'Окаризом, тот спокойно пересек Бидассоа и поехал по дороге, ведущей в Париж.

– Конечно, у него есть этот проклятый пропуск. Ну же, Мария-Луиза заплатит мне и за это тоже!

Несмотря на свое разочарование. Жиль рассмеялся.

– Ну, дорогая моя, это же не конец света. Ничего еще не потеряно. Ваш Окариз получил небольшую фору, но я надеюсь все-таки его догнать и даже перегнать.

– Правда? Вы думаете догнать его, томясь целыми днями в старых стенах Фонтараби. Эти стены в свое время доставили много хлопот моему предку герцогу Бервику.

– Посмотрим.

Через некоторое время карета и ее эскорт из мулов и всадников въехали в древнее укрепление XV века через ворота Святой Марии, украшенные гербами с ангелами в честь Божьей Матери Гваделупской. Постоялый двор нашли без труда.

Перед ним уже стояли два отличных друг от друга экипажа. Один – тяжелая удобная карета для дальних путешествий знатного сеньора с покрытыми толстым слоем пыли дверцами, так что невозможно было разглядеть украшавшие его гербы. Другой – распряженный, с поднятыми вверх оглоблями большой дилижанс с отстегнутым верхом. На сиденье сидел сколь грязный, столь и величественный кучер в штанах из бараньей кожи, в короткой куртке и в красном платке на голове.

Он курил длинную черную сигару и созерцал королевским взглядом сутолоку на площади.

Большая толпа толкалась вокруг театра. Строили его прямо перед бывшим королевским дворцом. Работа шла под звуки музыки. Три гитариста бренчали на своих инструментах, в то время как большая группа мужчин и женщин в ярких разноцветных костюмах весело устанавливала подмостки.

– Я думаю, что пробуду здесь несколько часов, но не более. Завтра же, до наступления зари, я вступлю на землю Франции, донья Каэтана. Даю вам слово!

– И как же это вы сделаете?

Турнемин показал рукой на реку. Вода в ней была голубая, течение быстрое, берега покрыты кустарниками, выделялся посреди реки Фазаний остров, затем река расширялась и переходила в широкое устье, где вдали вспенивались волны на месте возникшей гряды скал.

– Это же вода, – сказал он спокойно, – а я бретонец, то есть немного водоплавающий. Понго плавает не хуже бобра, это его тотем, и Мерлин тоже чувствует себя хорошо в водной стихии.

– Вы с ума сошли! Здесь же добрых четверть лье отделяет Фонтараби от французского берега.

– У меня дома мне часто приходилось проплывать целых два лье. Может быть, только будет трудно выйти из города, если ворота охраняются.

– За это будьте спокойны. Стены здесь старые. Они серьезно пострадали во время осады тысяча семьсот девятнадцатого года, никто не позаботился о том, чтобы их восстановить.

– А охрана?

– Зачем? Ведь Франция и Испания связаны Семейным договором. У Фонтараби нет врагов.

Но вдоль реки могут быть патрули. Странствующие комедианты! – вздохнула Каэтана, меняя предмет разговора, как это часто с ней случалось. – Нам только этого не хватало!

– Вы должны быть им благодарны, – ответил Жиль. – Я смогу спокойно переплыть реку во время представления. Весь город будет на площади.

Хозяин постоялого двора был уже здесь. Приезд целого каравана герцогини д'Альба поверг его в отчаяние. Многословно источая почтение и страх, он объяснил, что его гостиница полным-полна, что она забита этими чертовыми комедиантами, но он их всех выбросит вон куда-нибудь в сарай или даже в преисподнюю, что он предоставит весь постоялый двор в распоряжение ее светлости.

– А нас вы же не выбросите вон? – простонал откуда-то с неба нежный голосок. – Мы с почтением относимся к госпоже герцогине д'Альба, но мы умоляем оставить нас. Мы же не просто женщины, а женщины из высшего общества.

Две женщины стояли на деревянном балконе, опоясывающем весь фасад дома. Жиль с трудом сдержал едва не вырвавшееся ругательство. Это были не кто иные, как сеньора Кабаррус и Терезия.

– Мы сейчас спустимся, – закричала Антуанетта. – Может быть, ваша светлость соблаговолит подождать нас.

– Боже мой, – прошептала Каэтана. – Кто это может быть?