94  

– Я признаюсь, что более охотно поселила бы у себя кого-нибудь, разделяющего со мной одни вкусы, одного возраста, – вздохнула она. – Но хоть и все заново покрашено, запах неистребим.

Да и цена… хоть она и достаточно разумная, ни одна дама не смогла бы с ней согласиться.

– Но ваша предыдущая постоялица ведь была дамой, как мне сказали. Она же не курила?

– А вот и да. Видите ли, мадемуазель де Бон не была похожа на других. Она была восхитительна, благовоспитанна, с хорошими манерами.

Она принадлежала к высшей знати Бургундии, носила очаровательные платья, которые ей шила портниха самой королевы. Но она была несколько странной. Во-первых, у нее были слишком суровые для женщины глаза, потом, она никого и никогда не принимала, за исключением, да и то только в последнее время, одной дамы из России.

Она была очень красивой, никогда с ней не расставалась и вместе с ней уехала в Англию.

– Это не так уж и странно.

– Может быть. Но, кроме этого, ее образ жизни был очень странным. Она весь день что-то писала в салоне, который переделала в библиотеку, и при этом беспрерывно курила трубку. Может, она приучилась к этому во время своих многочисленных путешествий.

– Подумаешь, я часто видел у американских индейцев женщин, куривших трубку. Табак у них служит лекарством, и, признаюсь, я пользуюсь этим тоже довольно часто. Так что запах меня вовсе не беспокоит.

Конечно, мадемуазель Маржон могла рассказать целую коллекцию историй про свою бывшую постоялицу. Пришли к соглашению о цене, и в тот же вечер Понго, с помощью слуги Винклерида Николауса, перенес в новую квартиру одежду хозяина, оружие, походную аптечку, собранную им еще в лесах Виргинии. После сего бретонец и швейцарец скрепили за ужином свою безоблачную дружбу, которая предполагала продлиться долгие годы.

Обещанное мадам Патри письмо пришло несколько дней спустя. В нем было всего лишь несколько слов, подписанных в конце просто одной буквой «П». Но то, что в нем говорилось, было совершенно неожиданным.

«Мадемуазель де Лятур сообщила в письме о своем желании покинуть службу мадам и поступить в монастырь. Больше я ничего не знаю. П.»

Охваченный чувством гнева, облегчения и беспокойства в одно и то же время, шевалье попытался определить, какое из них превалирует, и решил в конце концов, что все-таки это чувство облегчения. То, что Калиостро определил монастырь местом пребывания Жюдит, его раздражало, но ведь, с другой стороны, это было именно тем местом, где она могла бы чувствовать себя наилучшим образом, вне угрозы от всяческих перипетий заговора, в который она бессознательно была втянута. Оставалось лишь узнать, в какой же монастырь ее определили. Разбросанных по всему королевству их было целое сонмище. Также предстояло узнать, с полного ли ее согласия девушка была туда определена и на какой срок.

Это же было так просто – отделаться от неудобного человека.

Ну и, наконец, следовало узнать, было ли это правдой или же колдун-итальянец просто-напросто нашел способ похитить и упрятать для себя это восхитительное создание, к которому он, кажется, привязался. При этом кровь Жиля закипела.

При одной лишь мысли, что его речная нимфа может оказаться в этих унизанных бриллиантами руках, ласкающих ее, привела его в неописуемое бешенство.

– Я отыщу этот монастырь, я узнаю, где она.

– Это не будет такая уж легкая задача, – ответил Винклерид. Он уже был в курсе всех забот своего друга. – Их же несколько сотен. А как узнать?

– Даже если нужно будет объехать их все один за другим. Но ведь есть и такие, где удача более близка.

– В Бретани, например?

– Не думаю, чтобы она согласилась поехать туда. Но все же я напишу настоятелю монастыря Ханнебонт аббату Галуэтту, чтобы он справился об этом. Ему не составит особого труда узнать, возвратилась ли Жюдит. Я думаю больше о районе Бордо. Ведь этот проклятый врач живет там.

Ну конечно, если только там есть монастырь.

– А почему ты думаешь, что она отправила тебе ложное послание?

– А почему бы и нет? Когда заставляют, то пишут что угодно. И очень может быть, что Калиостро просто заметает следы.

Решившись на все, на то, чтобы стучаться во все двери, чтобы вновь найти свою милую, Турнемин без огорчения вспомнил о своих друзьях Кабаррусах, об Антуанетте и о Терезии. Он же не видел их с самого приезда в Париж. Они могли оказать ему большую помощь, так как у них были крепкие семейные связи на всей территории Юго-Запада. Жиль был уверен, что они не откажут ему в помощи. Особенно Терезия. Когда она узнает о его несчастье, она возьмет его за руку, усадит рядом с собой и пропоет своим нежным голоском: «Проходите сюда, сеньор Жиль, и поведайте все ваши огорчения вашей верной подруге Терезии».

  94  
×
×