89  

Тихо зазвенели струны, и испуганная девушка тут же прикрыла ихрукой. В ее пальцах белел конверт письма.

Боясь, что девушка заметит, что она подсматривала, Констанциябыстро вернулась в спальню и только успела устроиться в мягком кресле, как в комнату вбежала Колетта.

Лицо ее сияло от счастья, а конверт с письмом она прижимала к груди.

— Вот оно, Констанция.

Мадемуазель Аламбер тут же развернула письмо и принялась читать.

Это был несусветный бред. Какими только эпитетами не наделял свою возлюбленную Александр Шенье! Но ничего неожиданного в письме для Констанции не было. Обычное любовное письмо мальчишки, еще не научившегося как следует писать.

Даже не дочитав до конца, Констанция сложила письмо и вновь опустила его в конверт.

— Возьми, — протянула она послание Колетте. Та с надеждой смотрела на Констанцию.

— Ну как?

— Он пишет великолепно, правда, немного сбивчиво, но в искренности его чувств я не сомневаюсь.

— Так, что мне делать?

— Пойми меня правильно, Колетта, если он написал тебе письмо, то ты вправе ответить ему точно таким же. Ты согласна?

— Конечно! Я так рада, что вы согласились помочь мне!

— Садись к секретеру, — Констанция сама подвинула стул, а Колетта уже нетерпеливо откинула крышку, взяла лист бумаги, перо и приготовилась писать.

Констанция, обдумывая текст будущего письма, ходила по комнате, обмахиваясь веером.

А Колетта следила за ней, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону.

— Как ты его называешь? — спросила мадам Аламбер.

— Шевалье.

— Ну, так и пиши: «Дорогой шевалье!» Колетта склонила головуна бок и от усердия высунув язычок, начала старательно выводить буквы.

А Констанция, спохватившись, что впопыхах ее подопечная забылазакрыть дверь, щелкнула задвижкой.

— Вот так-то лучше, иначе, чего доброго, сюда придет твоя мать, и ты не успеешь дописать письмо, а я буду уличена.

— Я тебя ни за что не выдам! — горячо проговорила девушка.

— Значит так:«Дорогой шевалье! Ваша любовь окрыляет меня и наполняет нежностью мое сердце». Колетта слушала как завороженная.

— Ты знаешь такие красивые слова, Констанция!

— Это всего лишь дань приличия, так пишут все, — призналась мадемуазель Аламбер, — и твое письмо не будет ничем отличаться от сотни других.

— Но ведь его письмо особенное, Констанция?

— И он пишет тебе самые обыкновенные слова. А ты лучше поменьше говори, а записывай.

— «…и наполняет нежностью мое сердце», — повторяла вслед за пером Колетта. Что — что, а почерк был у нее отменный, буквы получались ровными, с одинаковым наклоном и в коице каждого слова стоял замысловатый завиток.

— А в конце, Колетта, можешь пририсовать какой-нибудь цветокили сердце — что тебе больше нравится.

— А дальше? — спросила девушка.

— Пиши: «…вы себе даже не представляете, как мне приятно получать эти письма».

Колетта радостно засмеялась и принялась записывать.

— Мне в самом деле приятно получать их, Констанция.

— Значит, ты написала правду.

— А дальше?

— Пиши: «…Я понимаю, что подвергаю себя опасности, ведь матьследит за мной, разгневается, узнав о вашей любви ко мне, дорогойшевалье».

В таком же духе Констанция надиктовала Колетте и все письмо.Она остановила свой диктант лишь тогда, когда последняя строчка приблизилась к нижнему обрезу бумаги.

— Ну вот и все. Подпиши: «Ваша ученица Колетта».

— Это так скромно, — пробормотала девушка, — но в то же время с таким уважением.

— А теперь можешь передать ему это письмо. Колетта была достаточно хитра, чтобы сплоховать во второй раз. Она заклеила конверт с письмом и спрятала его на полке секретера.

— Хорошо, я обязательно передам его. А Констанция, уже зная, где находится тайник, не стала расспрашивать об этом девушку.

— Желаю успеха!

Она покинула комнату Колетты и направилась к поджидавшей ее Франсуазе. Та совершенно извелась от нетерпения.

— Ну, что ты узнала, Констанция? — зашептала баронесса, прикрывая дверь.

— Это всего лишь детская влюбленность и не больше, как я тебе и говорила.

Баронесса с облегчением вздохнула:

— Дай-то Бог, чтобы оно так и было. Ты уверена в этом, Констанция?

— Я даже могу сказать тебе, где они обмениваются письмами. — Где же?

— Правда, Колетта просила не говорить об этом, и я ей пообещала.

— Но ты же знаешь, это для ее же блага, — настаивала Франсуаза, — ты обязана мне сказать.

  89  
×
×