Стрекоза второго шанса

– Давай срежем! Тут короче!

– Может, и короче, но дороги нет, – сказала Рина.

– Как нет? Вот же лыжня уходит!

– Так то лыжня!

– Все равно пошли! Ты же меня не бросишь одну?

Рина уступила, и они пошли по проложенный кем-то лыжне. Первые метров двести лыжня держала их, а потом Рина вдруг провалилась по колено. Наста стала над ней смеяться, шагнула в сторону и тоже провалилась.

– Все равно пойду по лыжне! – сказала она упрямо. – Ты со мной? Тут уже недалеко!

– Ну давай рискнем! – согласилась Рина, ощущая в ботинках снег. Ей казалось, что терять уже нечего, но она ошибалась.

Вскоре лыжня спустилась в овраг, и снег стал глубже. Теперь они проваливались постоянно. Ветер толкал в спину, а перед ними неслась крупинчатая молочная поземка. Из-под снега выглядывали непонятные части давно упавших деревьев. Забежавшие с холма ели стояли в белых юбках, с голыми плечами. Молодые рябины гнулись под тяжестью снега, образуя арки. Рина и Наста проходили под ними, опуская головы, чтобы не зацепить белую дугу. Изредка Наста не выдерживала и толкала дерево. Оно распрямлялось, отстреливая снег, и замирало чуть накрененное, как Кузепыч, когда его прихватывал радикулит.

Потом стали попадаться занесенные кусты – огромные кучи снега с торчавшими из них красноватыми и сине-стальными ветвями, которые Наста называла «небритыми сугробами». И, правда, сходство было поразительное. Так и тянуло взяться за бритву.

В нижней части оврага снег доходил до пояса. Теперь они не шли, а прокапывались.

– Это все из-за тебя! – внезапно заявила Наста.

– Почему из-за меня? – возмутилась Рина.

– А потому! Потому что ты меня не отговорила!..

– Ну извини!

– Ну извиняю! – сказала Наста и вдруг начала ржать так громко, что Рина некоторое время подозрительно вглядывалась в нее, определяя, смех это или истерика. Оказалось, все-таки смех.

Постепенно заманившая их в лес лыжня пошла на подъем. Забеглые ели здесь больше не росли. Рябины тоже куда-то разбрелись. Теперь их окружали мелкие березки без вершин. Все одного роста и толщины, почерневшие и погибшие от пробежавшего летом верхового пожара. Выжила только одна, потерявшая все ветви с одной стороны. Несмотря на зиму, как-то понятно было, что остальные деревья мертвы, а эта – нет. Вот она стоит и качается, храня в себе жизнь.

На прежнюю дорогу они вышли у развилки, откуда Рина обычно поворачивала к Гавру. Она и сегодня собиралась навестить его и тащила с собой целый рюкзак костей, облепленных картошкой и вермишелью. Все в столовой уже привыкли, что после каждой еды Рина ходит и побирается с большой кастрюлей в руках. Окса с Вовчиком называли ее теперь не иначе, как «кастрюльная тетя».

Гавр давно перестал быть тайной. Про него теперь знали абсолютно все шныры. Правда, кроме Рины и Сашки, к Гавру никто не совался. Гиел в ШНыре не жаловали и ожидали от них одних гадостей.

– Имей в виду: когда Гавр тебя укусит, я забираю твой ноут! – заявляла Алиса.

– Как у тебя язык поворачивается говорить такие гадости? – возмущалась Фреда и тотчас добавляла: – А почему, собственно, ты?

Наста не стала подниматься на холм и наблюдала снизу, как Рина скатывается с горки с голодным Гавром в обнимку, а с ней вместе кувыркаются кости из разодранного пакета. Выгибая шею, Гавр ухитрялся хватать их и заглатывать вместе со снегом. Лишь в самом низу ската Гавр перестал кувыркаться и остановился. Рина, лихо колотя его сдернутыми перчатками, вскочила гиеле за спину. Гавр перевернулся, сбросил ее и навис, рыча и теребя зубами узел шарфа на шее. Потом вцепился в узел и потащил.

Наста с ужасом наблюдала за этим, не зная, что ей делать. А вдруг это не шутка? Вдруг разыгрывшаяся гиела укусит или случайно царапнет зубом кожу? Решив, что Рину надо спасать, Наста подбежала к Гавру и, удивленная, остановилась. Она увидела, что Рина обнимает снизу шею гиелы и, дразня, дергает Гавра за уши, которыми всякая гиела дорожит настолько, насколько любой другой гиеле хочется их отъесть.

– Уф! Едва не придушил! – сказала она, когда Гавр все же отпустил ее шарф и занялся костями, отрывая их в снегу.

Рина захлебывалась в радости бытия. Радости было так много, что она переливалась в ушные дырочки.

– Гаврик хороший! Гаврик умный! – восклицала она.