Аврора

— Кто мог вам это сказать?

— Откуда мне знать? Так, слухи... Сколько их порхает вокруг правителей! — Он с деланной небрежностью махнул рукой. — Вот, к примеру, другой слух: будто бы наш курфюрст намерен развестись, чтобы предоставить вам рядом с собой то место, которое вы и так занимаете в его сердце.

Она нахмурилась. Куда он клонит?

— Мне об этом ничего не известно, — обронила она сухо. — Наверное, до нас с вами долетают разные слухи.

Флеминг приветливо улыбнулся, но глаза его смотрели холодно.

— Наверное. Но лучше бы этот последний слух не подтвердился. Польский король Ян Собеский при смерти. На его трон много претендентов, но законы природы, такие, как географическая близость, ставят нашего государя на верхнюю ступеньку лестницы, ведущей к трону. А в случае развода он лишается всяких шансов...

— Они и так представляются мне слабыми. Наш курфюрст лютеранин, а Польша — католическая страна.

— Ради короны можно перейти в другую веру. Только это будет ни к чему, если рухнет его брак.

Аврора надолго замолчала. Вокруг двух собеседников гремел бал, однако его шум не проникал в безвоздушный пузырь, надувшийся вокруг канцлера и фаворитки курфюрста. Та раскрыла веер и, не глядя на соседа, пробормотала:

— Этот все, что вы собирались мне сказать, герр Флеминг?

— Почти. Может статься, у вас есть и другие причины для желания стать принцессой. Если вы сами от этого откажетесь, то сможете рассчитывать на мою поддержку и...

Он встал и так над ней навис, что ей пришлось отшатнуться.

— Вряд ли это мне понадобится. Вся ценность моей жизни — в любви к государю. Пусть он и решает, как мне поступить.

— Вы отвергаете мою дружбу?

— Конечно, нет. Но я не хочу ее покупать.

Она отвернулась к сестре, но тут подошел курфюрст, взял ее под руку и отвел в сторону. Он выглядел очень веселым, так что ей показалось, что ему хочется еще потанцевать, но он вывел ее из зала и отвел к себе в спальню. Там он обнял Аврору и припал лицом к ее груди.

— С каждым разом, что я тебя вижу, ты становишься все прекраснее... — прошептал он и потянулся губами к ее губам. — Нынче перед тобой не устоял бы даже святой.

— Слава богу, это не про вас! — выдохнула она, уже готовая растаять.

Свидание, начавшееся таким образом, не могло не продолжиться в тени пурпурных штор балдахина, под который они рухнули, увлекаемые волной взаимной страсти. Только когда волна отхлынула, оставив их лежать бездыханными на рыхлом пляже постели, Фридрих Август спросил ее:

— Что понадобилось от вас моему канцлеру? Вы так долго с ним ворковали...

— Может ли у нас быть иная тема, кроме вас?

— А все-таки?

— Он предложил мне заключить с ним союз, чтобы еще лучше служить вам и государству.

— Что вы ответили?

— Что это само собой разумеется. Разве мы оба не являемся вашими верными слугами? — Произнося эти слова, Аврора соскользнула с кровати и принялась подбирать свою одежду. — Не пора ли нам вернуться на бал?

Курфюрст широко зевнул, сладко потянулся.

— Бал скоро кончится, если уже не кончился. Лучше идите ко мне!

— Нет, мне лучше вернуться. А вы постарайтесь отдохнуть, чтобы не зевать на Совете. Иначе вы подведете своего секретаря.

В действительности она думала только о том, чтобы поскорее очутиться дома. Стоило ей спустить ноги с кровати, как началось такое сильное головокружение, что она чуть не упала навзничь. Опасаясь приступа тошноты, она мгновенно оделась и выскочила из спальни, моля Бога, чтобы не упасть в обморок по пути к карете. Повалившись внутри ее на подушки, она скорчилась в приступе подступающей рвоты. Ее ждали непростые деньки...

***

Все оказалось еще хуже, чем она предполагала. Две недели подряд Аврора была едва жива, почти не покидала постель и никого к себе не впускала под вымышленным предлогом простуды и сильного жара. Главный запрет был наложен на Фридриха Августа. Доблестный воин, не замечавший ранений на поле боя, он смертельно боялся простуды — болезни, превращающей любого во вместилище не столько заразной, сколько отталкивающей мерзкой слизи... Поэтому он и не думал ее навещать, отделываясь цветами, а потом, желая развеяться, отправился на охоту в Гарц.

Для Авроры это было огромным облегчением. Теперь она могла заняться собой. Мало-помалу неприятные проявления будущего материнства сошли на нет. Она уже вставала с постели, наряжалась, покидала спальню и переходила в кабинет, чтобы заняться любимыми делами: писала, вышивала, пела, аккомпанируя себе на гитаре и глядя на пляску огня в камине.