32  

— Мадс говорил о каком-то страшном, косматом существе, возникавшем в его снах… — задумчиво произнесла Сольвейг.

— Ха, — фыркнул Терье.

— Скажи, как долго в доме жили люди? Непрерывно, в течение двухсот лет или?.. — спросил Эскиль.

— Нет, вовсе нет, — ответил Терье, садясь за кухонный стол. Другие тоже последовали его примеру. — Нет, большую часть времени дом пустовал, наши родители вообще не хотели жить там, но я никогда не спрашивал у них, почему. Да, нас было трое сыновей, и Йолин был старшим. Он первым отправился туда. И после этого он стал…

Терье задумался, но потом закончил свою мысль:

— Он стал сумасшедшим. Он сказал это очень тихо.

— А после него туда переселились мы с Мадсом, — сказала Сольвейг. — Но мы прожили там всего несколько недель.

— Тебе пришлось там что-нибудь пережить? — спросил Эскиль.

Прикусив губу, она ответила тихо:

— Я была смертельно напугана. Меня пугал сам этот дом. Его неестественная тишина. Но я не слышала ничего. Ничего подобного тому, что слышал ты. Те же звуки, которые до меня доносились, не представляли собой ничего особенного.

Она замолчала, а Терье продолжал:

— И после того, как Мадс был найден мертвым, дом перешел ко мне. Но я никогда не жил там. Я тут же начал его перестраивать. Или, можно сказать, надстраивать. Второй этаж. И я никогда ничего не замечал!

— Сам, тем не менее, ты никогда не жил там и не ночевал, — сказала Сольвейг.

— Я понимаю, что глупо строить задним числом какие-то предположения, но у меня такое чувство, будто я… впустил что-то туда, — задумчиво произнес Эскиль.

Терье скептически взглянул на него.

— И когда же ты это почувствовал? — спросил он.

— Сегодня среди дня. Но это, как я уже сказал, всего лишь предчувствие. А чувства, как вам известно, могут подвести.

— Вот именно, — сухо заметил Терье. — Однако тебе лучше всего лечь спать, а то еще простуда перейдет в легкие. Ты можешь спать в маленькой комнате, как в прошлый раз.

Вскоре день и ночь превратились для Эскиля в нечто единое. Он смутно осознавал, что Сольвейг ухаживает за ним, меняет постельное белье, пропитанное потом. Временами он слышал ужасные крики, но вскоре он понял, что это кричит маленький Йолин, а вовсе не хор духов. Иногда Сольвейг садилась на край его постели и давала ему выпить теплого молока с медом и солодовым корнем.

Постепенно он стал выздоравливать.

Он видел Сольвейг, бледную и уставшую, видел Терье, строго смотревшего на него.

— Ну, вот, теперь ты достаточно здоров, чтобы давать вразумительные ответы, — сказал Терье.

— Да, — ответил Эскиль слабым, еле слышным голосом. Он увидел на тумбочке перед кроватью несколько вазочек с цветами. Зачем это?

— Ты лгал мне. Ты обещал рассказать о сокровищах, как только нападешь на их след, но ты поступил так же, как и все остальные. Ты решил сохранить все это в тайне. Хотя Йолинсборг принадлежит мне.

— И маленькому Йолину, — тихо добавила Сольвейг.

— Да, мне, тебе и Йолину. Но он скоро умрет…

Сольвейг так часто слышала это от него, что больше уже не возражала, только уголки глаз у нее подергивались.

— Но я еще ничего не нашел, — ответил Эскиль, чувствуя, что в нем нарастает гнев. — Это правда, и именно это и раздражает меня. Что все остальные нападали на след, а я нет.

— В самом деле? Во всяком случае, ты лежал здесь и бредил Йолинсборгом. Ты говорил: «Да, конечно, так оно и должно было быть!» Ты повторил это несколько раз.

— Разве? В таком случае, я еще глупее, чем я думал, поскольку я напал на след, сам не понимая этого. Я говорил что-нибудь еще?

— Ты бормотал что-то неразборчивое. Что-то про яблоки, про Йолина Йолинсона и защиту от всего на свете… Кто может понять всю эту чепуху?

— В сознании моем что-то отложилось, но я сам не понимаю, что.

— Во всяком случае, теперь тебе необходимо поесть, — решительно произнесла Сольвейг, — а потом тебе следует лежать до тех пор, пока ты не почувствуешь себя в состоянии встать на ноги. Ты серьезно болен.

— Спасибо за заботу! Я и так уже много лежал, но все еще ощущаю слабость. Как только я обнаружу что-то, я немедленно сообщу тебе об этом, Терье. Кстати, долго ли я пролежал так?

— Много дней, — сказал Терье и вышел. Сольвейг принесла Эскилю еду.

  32  
×
×