Яд для королевы

Де ла Рейни впервые приехал в Версаль, до этого он беседовал с королем только в Сен-Жермене. Когда двери Большого кабинета распахнулись перед гостем, то даже этот суровый и сдержанный человек не смог удержаться от восхищенного возгласа. В самом деле, Большой кабинет, расположенный в северо-восточной части дворца — один из самых великолепных образцов дворцовых покоев ^[55]. Все шесть его окон выходили в сад, который в ту ночь был ярко освещен огнями. Блеск многоцветного мрамора, сияние позолоченной бронзы, ослепительные краски плафона, на котором был изображен царь богов Юпитер, приготовившийся метнуть молнию... Де ла Рейни не мог не заметить в этой картине вполне определенной аллегории и разглядывал ее, не отрывая глаз, в тот миг, когда узорный паркет тихонько заскрипел под быстрыми шагами Его величества короля Людовика XIV. Де ла Рейни согнулся пополам, склонившись в самом наипочтительнейшем из поклонов.

— Неужели глава моей королевской полиции так нестерпимо стремился увидеть чудеса Версаля, что я вынужден принимать его даже в столь поздний ночной час? Вы могли бы предупредить меня о своем посещении заранее, и я отдал бы соответствующие распоряжения.

Тон был шутливым, а не сердитым, в нем звучало расположение, и на секунду, на одну лишь короткую секунду, вестнику дурных новостей стало легче.

— Я и в самом деле, сир, вижу вокруг себя только чудеса, достойные величия прославленного государя и прошу Его величество простить того, кто возымел дерзость проникнуть в сказочный дворец в разгар праздника. Но, к моему прискорбию, ревностные судьи прервали свою работу, так как продолжать ее могут, лишь уведомив о результатах короля и получив соответствующие распоряжения на будущее.

Король недовольно нахмурил брови.

— Суд прервал работу? Не может ее продолжать? Что за странные вещи я слышу, месье де ла Рейни! Вам придется дать мне объяснения...

— Я готов, сир... К моему величайшему сожалению, последние показания гадалки Филястр, дочери Вуазен, и священника Гибура оказались столь ужасающими и серьезными, и они затрагивают лично вас, Ваше величество, что невозможно не оправдать сомнений судей,

которые не решаются по собственной воле углубиться в бездну преступлений и пороков, которые отверзлись перед ними.

— Но я, кажется, дал вам полномочия расследовать любые преступления, невзирая на чины и титулы! Мы уже слышали, как называли имена очень высокопоставленных особ, в том числе и тех, которые имели к нам непосредственное отношение, и вам было дано право судить их. Что же теперь?

Де ла Рейни открыл сафьяновый портфельчик, который до этого держал под мышкой, и вытащил из него тоненькую папку.

— Появились имена, которые я отказываюсь называть вслух, сир. Но если Ваше величество соблаговолит просмотреть несколько страничек...

Король вперил испытующий взгляд в глаза верного слуги, и тот, не дрогнув, выдержал его.

— Неужели такой степени важности?

— Именно так, сир. И вы не можете себе представить, как горько мне исполнять свой долг, который вынудил меня явиться сюда в столь поздний час.

— Не сомневаюсь ни единой секунды. Я никогда не видел, чтобы вы бледнели, как мел. Подайте мне бумаги! И сядьте сами вот здесь.

— Сир! Почтение к Вашему величеству...

— Не знаю, что останется от вашего почтения, если вы в моем присутствии лишитесь сознания. Сядьте на этот табурет и дайте мне возможность спокойно ознакомиться с привезенными документами.

Де ла Рейни с величайшей благодарностью опустился на табурет — сколько он себя помнил, он ни разу еще не чувствовал себя так скверно. Он не первый год был знаком с Людовиком и знал, насколько тот непредсказуем... Удар, который наносили ему эти показания, был настолько жесток, что даже тот, кто доставил эти показания, мог поплатиться за них пожизненным заточением. По мере того как король читал, он становился все бледнее, брови сошлись у него на переносице, черты лица обострились. Минута текла за минутой, становясь все весомее, все тяжелее, наконец, Людовик закончил читать, закрыл папку и положил на нее руку.

— Все судьи знакомы с этими показаниями?

— Нет, Ваше величество. Только несколько человек. Самые преданные вам слуги, чья верность не раз была испытана. Но решение о прекращении работы мы принимали все вместе.

— Эти показания были получены под пытками?

---

55 В настоящее время эта комната носит название салона Войны. До сооружения Зеркальной галереи ее называли салоном Юпитера, и она служила королю кабинетом. (Прим. авт.)