Седьмое Правило Волшебника, или Столпы Творения (др. изд.)

Она пыталась плыть к поверхности, к свету, но все вокруг сделалось таким медленным, таким густым, таким тяжелым…

Дженнсен.

Голос звучал настойчиво .

Дженнсен.

Что-то натолкнулось на нее. Она увидела радужные переливы зеленого цвета.

Это была тазмея.

Если бы Дженнсен могла, она бы закричала. Но сил больше не было, и оставалось только наблюдать, как длинное извивающееся тело твари начало заключать жертву в темную спираль.

Сил не было. Легкие уже просто горели. Дженнсен видела себя как бы со стороны — медленно опускающейся на дно, все дальше и дальше от поверхности, от жизни. Она вроде бы еще пыталась всплыть наверх, к свету и воздуху, но налитые свинцом руки просто покачивались, как водоросли в воде…

Дженнсен.

Сейчас она утонет…

Темные кольца обвили ее…

Было больно…

Ей представлялось раньше, что утонуть — это как упасть в сладкие объятия приятной воды…

Оказалось, совсем не так. Было больнее, чем когда-либо в жизни. Острая, невыносимая боль разрывала грудную клетку. Ужасно хотелось вздохнуть, но горло накрепко сдавило от мысли, что этот вздох будет последним.

Дженнсен почувствовала, как кольца змеи обвивают ее. Надо было убить эту тварь, когда была такая возможность. И сейчас еще можно достать нож, но нет сил…

Одна только боль в груди!..

Кольца змеи тянули ее, и она прекратила всякое сопротивление. Какой смысл?..

Дженнсен.

Она удивилась, почему голос не требует, чтобы она сдалась, как делал это всегда. Впрочем, к чему требовать? Она и так уже сдалась…

Что-то толкнуло ее в руку. Твердое… Потом — в голову. Потом — в бедро…

Она вдруг сообразила, что ее тащат вдоль берега, и корни задевают тело. Почти не сознавая себя, она схватилась за них и с внезапным отчаянием потянула. И поняла, что тварь осторожно подталкивает ее вверх.

Разметалась в стороны вода. На Дженнсен обрушился поток звуков. Она судорожно глотнула воздух. Раз, другой, третий, четвертый… Подтянулась выше, чтобы плечи оказались на узловатых корнях. Не было сил вытянуть из воды все тело, но по крайней мере голова теперь на воздухе, и можно дышать.

О Создатель, какое это счастье, когда воздух заполняет легкие, и нет больше той боли и того равнодушия!..

Тяжело дыша, с закрытыми глазами, Дженнсен дрожащими пальцами вцепилась в корни. Главное, не соскользнуть снова в воду!..

С каждым вздохом к ней возвращалась сила. Наконец, дюйм за дюймом, перехватывая руки, она смогла вытащить себя из воды на берег и замерла на боку, тяжело дыша, кашляя, дрожа и глядя, как всего в нескольких дюймах от нее колышется холодная тяжелая мокрая смерть.

Потом она разглядела голову змеи, разрезающую воду, легко, грациозно, беззвучно. Желтые глаза наблюдали за Дженнсен.

Некоторое время бывшие враги смотрели друг на друга. Потом Дженнсен прошептала:

— Спасибо тебе…

И змея, словно поняв, скользнула в глубину.

Дженнсен представления не имела, о чем думала эта тварь и почему она не попыталась снова убить беспомощного, тонущего человека. Может быть, после первого нападения она решила, что Дженнсен слишком велика, чтобы ее съесть? Может быть…

Но почему она помогла? Может быть, это — знак уважения? Может быть, она просто рассматривала Дженнсен как конкурента в поисках пищи и решила убрать ее со своей территории? Может быть…

Как бы то ни было, змея спасла ей жизнь. Дженнсен не любила змей, но эта спасла ее…

Все еще стараясь выровнять дыхание, она начала двигаться, на коленях и локтях, ползком. Вода сбегала с одежды и волос. Дженнсен не могла встать на ноги — она еще просто не доверяла своим ногам. Было хорошо уже то, что она может двигаться.

Вскоре она пришла в себя настолько, что, шатаясь, встала на ноги. Ей надо идти. Время на исходе…

Она всегда любила ходить. И очень скоро почти восстановила силы. В душе родилось пьянящее чувство от того, что она снова жива и стала такой же, как прежде. Теперь ей жутко хотелось жить. И жутко хотелось, чтобы жил Себастьян.

Еще большую радость она испытала, когда наконец выбралась к месту, где из болота лез вверх знакомый скальный гребень. Она нашла нужное ей место, она не заблудилась среди бездорожья трясины, и скоро эта жуткая топь останется лишь в воспоминаниях. Становилось все темнее, и Дженнсен вспомнила, что путь наверх далек и нелегок. Дженнсен отчаянно не хотелось проводить ночь рядом с болотом, но не менее страшно было взбираться в темноте по хребту.