Уха из золотой рыбки

– Убийца убивает убийцу! – с подростковым упорством заявила Лика. – Ваш Воротников тоже получается жертва.

И тут произошло невероятное. Отец выскочил из-за стола, схватил Лику, перегнул через свою коленку, выхватил из брюк ремень и принялся хлестать дочь, приговаривая:

– Это тебе за Воротникова, это за глупость, это за то, что споришь со старшими, это за Воротникова, за Воротникова, за Воротникова…

Но больше всего Лику поразило не то, что папа вспылил, а то, что мама не кинулась на защиту дочери. Нина Алексеевна не стала вырывать у мужа из рук ремень, она просто вышла из кухни.

Степан Иванович отпустил рыдающую Лику и уехал. Его не было дома два дня, что не удивило дочь. Отец часто отправлялся в командировки. Потом он вернулся, привез Нине Алексеевне сережки, а Лике симпатичный браслетик, и их жизнь потекла по-прежнему.

– Я так и не поняла, почему отец из-за этого Воротникова взбесился? – недоумевала сейчас Лика.

Я почувствовала, как на сердце опустилась тяжелая плита. Лика вспомнила Воротникова, только это не Лев Николаевич. Того Воротникова ведь расстреляли, Лев Николаевич просто его однофамилец.

Глава 30

Мы молча уставились друг на друга. Неожиданно мне стало душно, в воздухе, казалось, начисто отсутствует кислород. Липкая углекислота висела в крохотном помещении. Все, полнейший тупик. Я, конечно, понимаю, что Лев Николаевич Воротников, решив посадить Лику в тюрьму, сделал для этого абсолютно все и полностью преуспел. Но у меня нет никаких доказательств, и я совершенно не понимаю мотива преступления. За что? Чем Лика помешала Воротникову? Честно говоря, до прихода в СИЗО у меня в голове сложилась стройная теория: Настя собиралась замуж за Льва Николаевича, а тот был связан какими-то обязательствами с Ликой. Правда, Настя говорила Розе… Может, он и не до зубного скрежета ненавидел Лику, но… Может, это и не так? И потом, от любви до ненависти один шаг. Мои расчеты строились на том, что Лика и Лев Николаевич были в близких отношениях, которые почему-то постарались от всех скрыть. Может, они состояли в любовной связи; у Льва Николаевича имелась жена, у Лики очередной супруг, вот и встречались тайком. Может, Воротников до сих пор любит ее и по этой причине отказывался жениться на Насте. А та придумала, как избавиться от соперницы. Настя была девушкой с буйной фантазией…

Но все мои расчеты рухнули. Лика даже не была знакома с профессором! Тупик!

– Спасибо тебе, – пробормотала Лика.

– Перестань, – пробормотала я, – пока не за что. Тычусь, словно слепой котенок, в разные стороны без особого толка.

– Очень даже есть за что, – прошелестела Лика, – хотя бы за передачу с продуктами.

Внезапно меня осенило.

– Лика!!! Кто прислал тебе посылку с конфетами «Птичье молоко»?

Подруга молчала, потом на ее лице появилось искреннее изумление:

– Так ты!

– Кто?

– Ты, Даша Васильева.

– Я? С ума сойти! Ты в этом уверена?

Лика нахмурилась:

– Конечно, наверное, я кажусь тебе психопаткой! Именно ты, большое спасибо, очень хорошая была посылка: тушенка, мыло и мои любимые конфеты.

– Почему ты решила, что это от меня?

– Издеваешься, да?

– Нет, ответь, пожалуйста.

– Ну, на посылке стоял твой обратный адрес, и записочка внутри лежала: «Кушай, целую, Даша».

– Очень уж я короткое письмо написала, тебе это не показалось странным?

– Так нельзя в передачу для заключенных никакие послания вкладывать, – спокойно возразила Лика, – большое письмо бы выбросили.

– Неужели ты не поняла, что это не мой почерк?

– Так ее не ты посылала?

– Нет.

– А кто?

– Пока не знаю. Тебя почерк не смутил?

– Нет.

– Почему?

Лика шумно вздохнула:

– Дашка, когда я в последний раз видела, как ты пишешь?

– Ну, – засомневалась я, – письмами мы не обменивались, записками тоже… Наверное, в институте, ты у меня постоянно конспекты по французской литературе перекатывала!

– Вот-вот, столько лет прошло! Да и почерк ни при чем – малява на принтере была отпечатана.

Абсолютно спокойно произнесенное ею слово «малява» ворвалось в мою голову и взорвалось там словно ракета. Господи, Лика уже начинает разговаривать, как завзятая уголовница, еще немного, и она сольется с миром, расположенным по ту сторону решетки.

Я прислонилась лбом к грязному стеклу и, еле ворочая языком, спросила:

– Квитанция цела?