Следы сатаны

Это звучало странно. Но Виллему поняла, что он имел в виду.

Доминик держал жену в неведении. Не хотел рассказывать обо всем. На него влияла не только Виллему, но и другие люди. И… Он питал особые чувства к лошади. Это бессловесное животное сотворило с ним чудо.

Доминик мог расшифровать далеко не все мысли Ульвхедина. Но мог поклясться, что тут оказалась, замешана женщина.

Но кто? Кто встретился Ульвхедину по дороге на север?

И все же основное влияние на этого упрямого и своенравного парня оказала Виллему. Она крепко держала его, но Ульвхедин постелено ослабил хватку. Доминик не знал, как парень смог это сделать.

Время… Самый хороший союзник. Все должно созреть — и мысли, и чувства. Ульвхедин должен выбрать сам.

А что если он сделает неправильный выбор и продолжит свой путь на север, что тогда?

На самом деле Ульвхедин уже давно все решил. В его душе больше не было места для сомнений. Только сам он еще не понял этого. А может, и не хотел понимать.

Чем ближе он подходил к Гростенсхольму, тем тревожнее ему становилось. Казалось, лошадь вообще не двигается с места. Ульвхедин постоянно подгонял ее. Парня снедала тоска, но он не знал еще, что это такое.

«Тот из рода Людей Льда, кто покинет своих близких, будет вечно искать, стремиться к родным…»

Но не только это чувство гнало теперь Ульвхедина.

У него щемило сердце, он… Нет, это слово слишком высокопарно, да и не знал он его, не думал об этом.

Он возвратился еще из-за одного существа.

Лошадь, преданное и храброе животное. Она ни разу не предала Ульвхедина, следовала за ним в снег и в холод, такая же голодная, как и он. Слову «дружба» Ульвхедин еще не научился. Но иногда украдкой, стыдливо гладил по мягкому крупу. А та благодарно кивала головой.

Просыпался он и засыпал он с одной мыслью — как там его лошадка? Хорошо ли ей? Черты лица смягчались, и он думал о другом существе, что нуждалось в его заботе, что могло быть таким благодарным… Он часто вспоминал о ней…

Но признаться в этом? О нет, никогда.

В Линде-аллее Элисе было хорошо. Ирмелин и, как ни странно, Виллему, были ей опорой и поддержкой. А Габриэлла, наоборот, все больше и больше замыкалась в себе. Время шло, и только теперь она начала понимать, как ей не хватает Калеба. Об Ульвхедине она и слышать не желала. Понимая в душе, что все равно потеряла бы Калеба, но не могла простить Ульвхедину ни смерти Калеба, ни Маттиаса. Виллему и Доминик очень боялись за нее.

Элисе же все было нипочем. Она пела и плясала, и в Линде-аллее не было существа более жизнерадостного, чем она. Она старалась по-прежнему выполнять свои обязанности. Надо сказать, у нее это здорово получалось. Так Элиса выражала свою благодарность за понимание и поддержку.

И как бы ни были к ней добры в Линде-аллее, деревня судила ее по своим строгим законам. Постепенно ее положение стало явным, и она перестала покидать дом, особенно после того, как чуть не замерзла на пригорке у церкви. Крестьянские жены жестоко издевались над ней, пока она шла домой, да соседские мальчишки чуть не забросали камнями.

Однажды к Андреасу пришли три члена церковного совета, считавшие, что их высокое положение позволяет судить людей строже пастора. Пастор в Гростенсхольме был уже стар и немощен и метал громы и молнии только с церковной кафедры. Он уже давно потерял контакт с приходом и потому не осудил Элису дочь Лapca должным образом. С Людьми Льда всегда было сложно иметь дело, так как они пользовались уважением в деревне, делали много хорошего для ее жителей. К тому же они были не последними людьми в приходе. Да и потом они всегда обсуждали место церкви в христианстве, утверждая, что церковь — это одно, а христианство нечто совсем другое. Пастор был по горло сыт ими.

Но члены церковного совета имели другое мнение. Они пришли вместе с женами. Те считали, что им есть что сказать, ведь их мужья занимали такое высокое положение.

Какой позор держать в усадьбе такую девчонку! Андреас спокойно объяснил, что Элиса работает в усадьбе. И без нее невозможно управиться не только ему, но и его сыну Альву.

— Но вы впустили в свой дом грех. Мы не потерпим потаскушек в нашем приходе.

— Гоните ее прочь, — добавили их жены. — Или мы сами позаботимся о ней. Пусть-ка постоит у позорного столба!

Тут Андреас вышел из себя:

— Элису изнасиловали. Ее вины тут нет. И я считаю, что церковь должна помочь ей в такой сложный момент жизни. А вместо этого над ней издеваются, преследуют и забрасывают камнями.