Зубы дракона

Гигантский невидимый паук, обвивший и рвущий сейчас его шею — что еще это могло быть, если не мандрагора?

Мандрагора, которая в свое время мертвым грузом висела на Сёльве.

— Остановись! — прохрипели его налившиеся кровью губы. — Я не буду… его трогать! Я… обещаю!

И тут же удушающая хватка на его шее ослабла. Ужасное насекомое — или что это там было — медленно растворилось в пространстве.

Сёльве лежал на полу, не в силах вздохнуть или пошевелить пальцем. Он хорошо понимал, что был на волосок от смерти. Если бы отец не рассказал в свое время, как спасся — а потом эту историю повторяла его мать Ингрид, — Сёльве был бы сейчас мертв. В этом не было никакого сомнения.

Его достоинство было раздавлено. Он лежал и думал: «Эти два исчадия ада оказались в моем доме, я знаю…»

И он не мог понять, какое из них хуже.

В комнате уже забрезжил рассвет, когда Сёльве собрался с силами, чтобы встать.

Теперь он снова мог видеть младенца.

Тот все еще спал, как будто ничего не произошло.

— Дьявол! Дьявол! — прошептал он с ненавистью.

Он сам испугался той ненависти, которую испытывал к этому существу, зачатому им самим.

Сынок будет стоять на его пути всю оставшуюся жизнь. Кончились праздничные денечки, пришли к концу разгульные оргии. Ведь он больше не может звать гостей к себе домой! И кого он найдет сидеть с ребенком? Чтобы тот не проболтался?

Нет таких! Нет никого, кому он мог бы довериться.

Его охватила паника. Нет, он не должен сдаваться вот так, сразу. Бой еще не проигран. Он должен подумать…

Подкинуть его? Подкинуть младенца?

Да! Вот оно, решение!

Он должен сделать это сейчас, пока дом и весь город спят. Это же так просто, он зря ломал себе голову!

Одевая одежду и обувь, он задумался, как лучше осуществить свой замысел. И где?

В Лобау, большом парке по соседству? Или в Пратере?

Нет, там бывают люди из его окружения. Надо найти место, где никто не знает его или Карла Берга.

В полицию тоже нельзя, они могут начать расспросы.

Церковь? О нет, это уж точно не пройдет. Во всяком случае с этим чертенком.

В бедняцком квартале? Точно! Или еще лучше: в Белом доме! Там, где простодушные женщины заботятся о всяких сиротах.

Он слышал, что детям живется там отнюдь не здорово. Ходят без одежды и вечно голодные. И мрут как мухи.

Замечательно! Чем быстрее это чудовище сгинет, тем лучше.

Наконец он оделся и решительно схватился за сверток.

Он не смог поднять его.

Сёльве пронзил холод. Он не мог сдвинуть запеленатого младенца с места. Его как будто к столу приклеили.

Застонав от бессилия, он оставил свои попытки.

Но ведь пеленки ему не нужны. Достаточно взять самого младенца.

Едва он подумал об этом, а его руки инстинктивно потянулись к ребенку, как он почувствовал сначала легкое, а потом все нарастающее давление на горло.

— Нет, нет, — зашептал он в ужасе.

В отчаянии он рухнул на стул. До него постепенно стала доходить горькая правда положения, в котором он оказался.

— Жёрнов, — пробормотал он подавленно. — Ах ты дьявол, ты же теперь жёрнов на моей шее! Но я с тобой справлюсь, я…

Он медленно поднялся, и его лицо расплылось в зловещей улыбке.

«Сейчас я не могу найти на тебя управу, троллево отродье, — подумал он. — А если у тебя больше не будет твоего хранителя? Как ты тогда поведешь себя? Ты будешь ничем, совершенно ничем!»

Он бросился в спальню, открыл шкаф и отпер ящик, к которому никто не смел прикасаться.

Прежде он часто рассматривал содержимое ящика, вынимал корень и пытался разгадать его тайну. Но тот никак не реагировал, и в последнее время Сёльве утратил интерес к нему.

Вот он! Лежит как ни в чем не бывало, камень на его шее, орудие Сатаны на этой земле. Возрастом в несколько столетий, с потемневшей корой, уродливый и пугающий.

Мандрагора.

«Теперь тебе конец, дорогуша, — подумал Сёльве, почему-то не решаясь произнести эти слова вслух. — Плевать мне на семейные традиции и реликвии. Прошло то время, ты это понимаешь?»

Совершенно забыв рассказ отца о том, что мандрагора никогда не помогала Тенгелю Злому и его несчастным проклятым отпрыскам, он занес руку над корнем, чтобы схватить его.

И все же что-то останавливало его, как будто он боялся коснуться внушавшей ему теперь отвращение мандрагоры.