Профессия: ведьма

Переглянулись мы с братом непонимающе:

– Мы-то и впрямь добры молодцы, да только что-то не припомним, чтобы с тобой о встрече уговаривались.

Расправил парень плечи, так с груди шелуха приставшая и посыпалась:

– Я Семен Соловей, по батюшке Васильевичем кличут, из царства Лукоморского, стольного города Лукошкина.

– Эге, – говорю, – это не тот ли Соловей, что к моей матушке сватался, да проворовался некстати?

– А мой батюшка ему за покражу короны царевой чуть голову не снес? – подхватывает Муромец. – Слыхал я, что он потом разбойником заделался; бывало, притаится в кустах у дороги, возка купеческого дождется да как засвищет! Лошади понесут, возок с добром по кочкам разметут, а он потом собирает…

– Ага, – всхрапывает Сивка, – он еще как-то глухой ночью моего батюшку со двора свести пытался, да оплошал: батюшка как двинул копытом – конокрад по грудь в сыру землю ушел, едва откопали!

– Ты, хозяин, кошель-то проверь… на всякий случай… – лает пес.

Тут молодец как возрыдает слезами горючими:

– Вот так всегда, как помяну батюшку, немедля татем да конокрадом нарекут! Мол, яблочко от яблони… Хоть ты сиротой без роду-племени назовись, чтобы люди меня не сторонились!

Устыдились мы с Муромцем:

– Прости ты нас, злоязыких, и впрямь негоже отца сыну в упрек ставить. А ты сам каков человек будешь, мастеровой аль торговый?

– Да вор я, вор, – безнадежно отмахнулся Васильевич, – сызмальства мастерству воровскому обучен, а нынче уж поздно иное ремесло постигать. Вот кабы мне такую работу, где только воровать и надобно, уж я бы не оплошал, честным трудом жил!

– Не слыхал я о такой работе… – говорит Муромец в раздумье. – Разве что купцом али казначеем, да и там, ежели попадешься, места живого не оставят. А в чужедальних землях искать не пробовал?

– Второй год ищу… – вздыхает Семен Соловей. – И меня уже по трем царствам-государствам ищут… Не с голоду же мне было помирать, горемычному…

– А что ж тебе от нас надобно, Васильевич? Зачем поджидал-то?

– Да вот, – стучит Соловей по камню, – приметил на свою беду. Так бы ехал и ехал, горя не зная, ан глядь – на валуне придорожном надпись выбита. Прочитайте-кось, сами поймете.

Мнется Муромец:

– Ты бы, Сема, вслух почитал, что ли… А то мне отсюда не видать, уж больно буковки махонькие…

Усмехнулся я понимающе, уважил неграмотного:

– «Направо поедешь – себя спасать, коня потерять, налево поедешь – коня спасать, себя потерять, прямо поедешь – женату быть, назад поедешь – трусом слыть». Нет, назад точно не поедем.

Волчок камень со вниманием обнюхал, лапу над ним задрал:

– И прилежный же писец выискался – цельный год, поди, долбил без устали! Навряд ли шутки ради… Ну да я быстрей управился!

Сема Соловей сверху на пса косится, спускаться не спешит:

– Вот и я думаю: не для красы он здесь положен – добрым людям на упреждение. Битый час сижу, выбрать не могу – и так плохо, и эдак нехорошо. Решил двух путников дождаться, жребий бросить да разделить дорожки по справедливости.

Сема Муромец ладонь ко лбу приложил, в даль вгляделся – ни по одной дороге встречного не видать!

– Нам жребий бросать не с руки, вместе приехали, вместе и выбирать будем. Тебе, Сема, какая больше глянулась? Вернее, какие две – меньше?

– Давай, – говорю, – Сема, мы тебя женим! Эвон ты у нас какой молодец справный, поутру щетину нож вострый едва берет. Сыщем невесту тебе под стать…

– Бородатую, что ли? – хмыкает Муромец. – Нет уж, спасибо, видал я, что женитьба с добрыми молодцами делает – ни медовухи тебе выпить, ни к девкам на село завернуть. Прямая дорожка, поди, дальше с левой сходится! Давай лучше я у тебя в дружках похожу.

– Ну, ежели сыщешь девицу краше моей матушки, так уж и быть – женюсь.

Муромец только хохотнул, тетку свою, Василису Прекрасную, вспоминая.

– Направо тоже как-то не тянет, – размышляю я вслух. – Коня жалко, как-никак, друг верный, да и матушка огорчится. Все-таки прямо нам, Сема…

– А может, налево? – говорит Муромец с надеждою. – Авось пронесет!

Поглядел я налево – дорожка ровная, не колдобистая, впереди лес зеленый видать. Кто его знает, что каменотес неведомый сказать хотел? Себя потерять – заблудиться, что ли? Эх, где наша не пропадала, не пропадем и в лесу! Глядишь, и Семе на подвиг наскребем.