94  

Часть бумаг Велька испепеляла на месте, часть складывала в стол, кое-что откладывала в сторонку, чтобы пересмотреть на досуге. Когда сдавленный хрип привлек мое внимание, было поздно. Велька успела ознакомиться с моим последним шедевром.

Сразу оговорюсь, от переизбытка изобразительных способностей я никогда не страдала, и сей холст явился наглядным тому подтверждением. С самого начала было ясно, что столь масштабная работа мне не по силам, но посетившее меня вдохновение настойчиво требовало выхода, желая увековечить в угле мой смертный бой с догевским чудищем. Из всей местности мне бесспорно удался лишь фонтан, бесформенная куча на заднем плане. Деревья и кусты напоминали отродясь не полотую морковную гряду, а булыжная мостовая превратилась в беспорядочную россыпь глыб, по которым, словно горные козлы, резво скакали главные действующие лица. Мой противник смахивал на плохо затертую кляксу, пронзенную шпилькой с зубами и производившую удручающее впечатление. С час промучившись над автопортретом, я сдалась, решив, что смена персонажа пойдет картине на пользу, и заменила жуткую, раскоряченную бабу на нечто, призванное изображать Лёна. Не знаю, как мне это удалось, но вампир и оборотень вышли на одно лицо. Лица героев были моим слабым местом, и, пытаясь достичь максимального сходства с оригиналами, я протерла холстину до дыр.

– Вольха, ты же обещала больше не рисовать! – укоризненно сказала Велька, не в силах оторвать взгляд от шедевра.

Стенгазета, оформить которую мне поручили в позапрошлом году, вызвала необычайный интерес у широкой публики. Весть о последнем номере «Вестника Чародейских Наук» (досель пылившемся у дверей учительской в гордом одиночестве), мигом облетела Школу. Номер был приурочен к Международному празднику Чародеев и посвящен наставникам – основателям Школы. В кои-то веки «ВЧН» имел грандиозный успех. Каждый адепт счел своим долгом ознакомиться с краткими биографиями, а пуще того – поясными изображениями маститых волшебников. Наставники, не попавшие в их число, облегченно вздыхали, позволяя себе короткие несдержанные смешки, переходящие в громовой хохот. Первый урок был сорван – восторженные зрители не расходились, а толпа все прибывала. Прибежал даже Учитель. Но собственный портрет, размещенный на первой полосе, ему чем-то не понравился. Сорвав со стены труд двух бессонных ночей, он изодрал его в мелкие клочки и, не слушая дружных возгласов в защиту талантливой абстракционистки, влепил мне кол по поведению.

– Обещала. Но – музе не прикажешь, – я отобрала у Вельки историческое полотно, свернула в трубку и спрятала под кровать.

– Музой этот кошмар и не пахнет. Я думаю, тебе не стоит есть так много на ночь, – проворчала подруга.

От лекции по гигиене питания меня спас Важек, материализовавшийся посреди комнаты в обнимку с огромным индюком иссиня-черного цвета. Голова птицы безвольно болталась на тонкой голой шее.

– Вот, закусь добыл! – гордо сообщил парень.

– Где ты его украл? – строго спросила Велька.

Важек понес какую-то чушь. В его рассказе кишмя кишели драконы и вурдалаки, старушки-оборотни, кладбище, живые и не очень мертвецы, битва насмерть, искусно воспроизведенные хрипы, захватывающая погоня Важека за бесами и бесов за Важеком, короли и рыцари, в которые его якобы посвятили, а в придачу пожаловали дохлого индюка.

На середине жуткого повествования в комнату зашел Енька, высокий костлявый парень, немного послушал, хмыкнул и вальяжно развалился в кресле-качалке. Черный кот Барсик, школьный талисман, воровато проскользнул в приоткрытую дверь и вспрыгнул Еньке на колени.

– В любом случае, птичку не воскресить, – философски заключил Важек. – Кто за ее возврат законному хозяину? Кто воздержался? То-то же. Нате, ощипывайте.

Мы с Велькой впились в индюка, как две моли. В воздухе закружились перья. Черный кот, перевернувшись на спину, азартно подбивал их когтистыми лапками.

– Его надо ошпарить, – советовал Важек, увиваясь вокруг нас, но не принимая посильного участия. – Вскипятить воды и обдать.

– Дверь лучше закрой.

– Я зачарую.

– Ни в коем случае! Это может привлечь нездоровое внимание кого-нибудь из Магистров. Шваброй подопри.

Ощипанный индюк уменьшился вдвое и оказался нездорового голубоватого цвета. У меня зародилось страшное подозрение, что какая-нибудь сердобольная бабулька позволила птичке умереть своей смертью, а затем выкинула в крапиву, а Важек подобрал.

  94  
×
×