Кровь, слава и любовь

Но человек полагает, а бог располагает… Спустя три дня после ее появления в Париже, рано утром, целая армия из всадников и пехотинцев из полка Шулемберга взяла штурмом особняк советника. Несчастную Франсуазу вытащили из постели и – босую, в ночной сорочке, не позволив даже накинуть плащ, – бросили в карету, наглухо закрытую со всех сторон. Тюрьма на колесах взяла с места в карьер и во весь дух покатила по дороге…

Обессилевшая от тряски на ухабистой дороге, дрожащая от холода, потому что оказалась полуголой морозным ноябрьским утром, Франсуаза сжалась в комочек в глубине кареты, чувствуя, как мало-помалу ею овладевает ужас. Ведь на этот раз ничто уже не способно помочь молодой женщине вырваться из лап ее палача. Уверенность в этом росла с каждой минутой. Между тем еще никогда ей так не хотелось жить! Свобода, которой она наслаждалась в течение нескольких месяцев, вернула ей вкус к существованию на этом свете. Она поняла, что еще молода, поняла, что ни за что не хочет умирать. Некоторые фламандские вельможи не скрывали интереса к красивой гостье мадам дю Амаль. Желание любить и быть любимой вновь возродилось в душе Франсуазы.

Вдруг приподнялась одна из кожаных занавесок, плотно закрывавших окна, в карету просунулась бородатая физиономия. Франсуаза взмолилась:

– Ради бога, месье, мне кажется, я умираю… Прикажите остановиться, хотя бы для того, чтобы дать мне стакан вина…

– А какая разница – привезу я вас живой или мертвой, красавица моя? – Негодяй расхохотался. – Ну и помирайте, если вам так угодно, нам велено скакать без остановок!

– Но я же не могу и дальше ехать вот так: в ночной сорочке, босиком! Разве в таком виде должна предстать перед людьми жена губернатора Арраса?

Бородач не удостоил ее ответом. Занавеска вновь опустилась. Франсуаза, стуча зубами от холода, умоляла господа сжалиться над ней. Карета вдруг остановилась. Открылась, нет, скорее чуть приоткрылась дверца. Кто-то швырнул в карету ворох тряпья и сухой хлеб, и экипаж сразу же снова начал свой бешеный бег.

Тряпки оказались грубой сильно поношенной крестьянской одеждой. Одежда была грязной и скверно пахла, но Франсуаза настолько замерзла, что, преодолевая отвращение и брезгливость, немедленно натянула на себя все это тряпье. Правду сказать, она почувствовала себя немного лучше. Но ужасное это путешествие все равно было настоящей пыткой. Несчастная приехала в Аррас, изнемогая от болей во всем теле и полумертвая от голода. Надежда очутиться вновь в той комнате, где она провела столько печальных дней, казалась ей чуть ли не лучезарной…

Но на этот раз все оказалось куда хуже. Франсуазу отвели в какую-то ветхую хибару в глубине губернаторского сада. Окна были наглухо забиты, что делало этот сарай похожим на настоящую тюрьму. Земляной пол, помещение длиной шага в четыре и шириной не больше. Голые доски вместо постели… Бедная женщина оглядывала свое странное жилье, но у нее не хватило времени задать вопросы своим охранникам. В лачугу вошел Шулемберг, маршал Франции.

– Здесь вы теперь будете жить, мадам. До тех пор, пока не потребуете отмены приговора, вынесенного господами из Шатле. Он, знаете ли, меня не устраивает. Верните мне ваше состояние, и вы получите другую комнату!

Но Франсуаза неожиданно пришла в несвойственную ей прежде ярость.

– Никогда! Понимаете? Никогда я не верну вам своего состояния. Мои сестры позаботятся об этом. Вы не получите ни единого су, пусть даже вы уморите меня здесь!

– Будьте уверены, – прорычал в ответ маршал, – ваша смерть будет долгой и мучительной. Очень скоро вы станете сговорчивей. И сами приползете ко мне на коленях, умоляя освободить вас!

– Не рассчитывайте на это! Никогда! Это мое последнее слово!

– Поживем – увидим…

Франсуаза вступила на путь истинных страданий. Ее лишили всего, чего только было возможно. Какая-то грязная судомойка помыкала ею, как хотела. Пищу приносили далеко не каждый день… Здоровья Франсуазы хватило всего на шесть месяцев подобного режима. Она заболела, причем так тяжело, что супруг ее испугался. Вдруг она умрет, не вернув ему желанного богатства. Ее перевели в некогда принадлежавшую ей спальню, и четверо докторов поочередно дежурили у ее постели. Мало-помалу она набиралась сил. Молодость взяла свое. Помогло и то, что она наконец оказалась на свежем воздухе и стала нормально питаться.