– Ты его избалуешь, – стояла на своем Лена.
– Любовью испортить нельзя, – парировала Ми.
Оказалось, что очень даже можно. Но оказалось позже, а пока Ми бросалась выполнять все требования Кита.
– Так нельзя, – пыталась вразумить подругу Лена. – Ну с какой стати ты ему на последние деньги железную дорогу купила?
– Кит увидел такую у Володи Арутюняна и очень захотел. Сын растет без отца, он не должен чувствовать себя обделенным, – лепетала Ми.
– Но ты же откладывала себе на зимнее пальто!
– Ничего, ничего, в старом похожу, я очень виновата перед мальчиком.
Услыхав в очередной раз заявление о какой-то там вине, Рыбкина не выдержала и заорала:
– Да в чем ты провинилась-то?!
– Из-за моей никчемности Кит растет в неполной семье, – пояснила Ми, – и он не должен страдать из-за того, что у него мать – неудачница. Я должна дать ребенку все-все!
Лене оставалось лишь вздыхать. А Кит делался все вреднее и капризнее. В школе он совершенно не желал учиться, двойки носил охапками, а Ми по-своему пыталась помочь мальчику. Она ходила в рваных ботинках и вытертом до неприличия пальто, зато учителя исправно получали подарки. Не жалея денег на воспитание сына, Ми отправила его сначала на плавание, потом в секцию тенниса, следом на занятия английским, в танцевальную студию, но всякий раз ситуация развивалась стандартно. Посетив впервые тренировку, Кит заявлял:
– У всех импортные плавки, а у меня советское дерьмо, ясное дело, хуже всех поплыву.
Ми влезала в долги, покупала необходимое, Никита с довольным видом шел в бассейн и… через неделю бросал занятия. Он всегда находил отговорки: у него появился насморк, от теннисной ракетки болит рука, в танцевальном ансамбле заставляют ходить босиком по полу, так можно и простудиться.
Ми ахала, всплескивала руками и говорила:
– Какой ужас! Немедленно прекращаем заниматься делом, которое гробит здоровье!
Лена только качала головой, но своего мнения о ситуации вслух не высказывала. Слабовольная, во всем слушавшаяся подругу Ми превращалась в настоящую фурию, если дело касалось Никиты.
Потом Миладе, можно считать, повезло: на жизненном пути ей встретился вполне положительный человек физик Леонид Махов. Леня мог бы считаться идеальным спутником жизни: он не пил, не курил, не бегал по бабам, очень хорошо относился к Никите и каждую заработанную копеечку нес в дом. Рыбкиной Махов понравился чрезвычайно, и она сделала все, лишь бы безголовая Милада отправилась под венец с замечательным парнем. А та оказывала сопротивление, на все уговоры подруги твердила:
– Он мне не слишком нравится.
– Почему? – злилась Лена, прекрасно понимавшая, что Ми упускает редкую возможность устроить свою жизнь.
– Очень уж он занудный, – отвечала Милада, – все по полочкам разложил, в мятых брюках ни за что на улицу не выйдет.
– Другие бы женщины радовались редкой аккуратности кавалера!
– И жадный. Копейки зря не потратит.
– Он просто хозяйственный!
– Слишком уж правильный, – колебалась Ми.
– Ладно, – не выдержала Рыбкина, – гони Леню прочь, его мгновенно подберут. А твой Никита снова останется без отца.
Милада прикусила нижнюю губу, и через месяц сыграли свадьбу.
После того как Ми год пробыла замужней дамой, Лена начала испытывать чувство глубокого раскаяния. Достоинства Лени непонятным образом трансформировались в недостатки. У Ми появилась толстая тетрадь, куда она должна была тщательным образом записывать произведенные траты. По воскресеньям Леня, надев очки, методично инспектировал «отчет», следя, чтобы дебет совпал с кредитом.
– Дорогая, – ласково произносил он, – как же так? Дал тебе на хозяйство двадцать рублей, а из записей явствует, что ты потратила тридцать!
– Одолжила червонец у Лены, – лепетала Милада.
– Почему? – недоумевал супруг. – Мы же все рассчитали, меню расписали, до копеечки распланировали.
– Сама не пойму, – чуть не плакала Ми.
– Не расстраивайся, – улыбался Леня, – сейчас изучим расходную ведомость и поймем. Ага. В понедельник ты сверх плана приобрела два мороженых по двадцать восемь копеек да еще купила булочку и бутылку лимонада, вот в сумме и потратила лишний рубль. Во вторник профукала целых два целковых, причем тоже на ерунду. В среду… не пойму, что тут написано…
– Пистолет, – шептала Ми, – игрушечный.
– Четыре рубля двадцать копеек за пластмассовую дрянь!