Сборник 9 КОНВЕКТОР ТОЙНБИ

– И то верно. – Голоса звучали приглушенно, как зачехленные в темный бархат барабаны на ночном марше. – И то верно.

– А родни-то у него нет! – огорошил слушателей Финн. – Никакие придурки-племянники и недотепы-племянницы, что вываливаются из гондол в Венеции, сюда не приплывут. Я загодя навел справки.

Финн выдержал паузу. Это был миг его торжества. Все уставились на него. Все обратились в слух, чтобы не пропустить важное сообщение.

– Почему бы, рассудил я, не быть воли Божьей на то, чтобы Килготтен оставил все десять тысяч бутылок бордо и бургундского жителям самого прекрасного города во всей Ирландии? Нам!

Это вызвало бурю оживленных откликов, прерванных тем, что створки входной двери распахнулись настежь и впустили в бар женушку Финна, редкую гостью в этом хлеву. Брезгливо оглядев собравшихся, она отчеканила:

– Похороны через час!

– Через час? – вскричал Финн. – Как же так? Он еще остыть не успел…

– Ровно в полдень, – подтвердила жена, становясь выше ростом по мере созерцания этого гнусного племени. – Доктор со священником уже вернулись из замка. Его светлость распорядился, чтобы похороны состоялись без промедления. Отец Келли говорит: «Варварство, да и только. К тому же могила не готова». А доктор: «Нет, готова! Намедни Хэнрахан должен быть помереть, да заартачился. Уж я его лечил и так, и этак, а он – ни в какую. А могила-то пропадает почем зря. В нее Килготтена и положим: подсыпка есть, даже плиту привезли». Приглашаются все. Поднимайте-ка свои задницы!

Двустворчатая дверь захлопнулась. Мистическая женщина удалилась.

– Похороны! – вскрикнул Дун, готовясь припустить во весь дух.

– Нет, – просиял Финн. – Выходите. Заведение закрыто. Поминки!

– Сам Иисус Христос, – прохрипел Дун, утирая пот со лба, – не сошел бы с креста и никуда бы не двинулся в такую жару.

– Жара, – изрек Маллиген, – поистине адская.

Сняв пиджаки, они зашагали вверх по склону и добрались до сторожки у ворот Килготтена, где увидели приходского священника, отца Келли, который направлялся в ту же сторону. Он снял с себя чуть ли не все, кроме воротничка, и побагровел от жары, как свекла.

– К чему такая спешка? – полюбопытствовал Финн, не отставая ни на шаг от святого отца. – Не ладно это. Не иначе как что-то стряслось?

– Да уж, – ответил священник. – В завещании обнаружилась секретная приписка…

– Так я и знал! – воскликнул Финн.

– Что? Что такое? – загалдела толпа, скисшая было от жары.

– Если правда о ней просочится, это вызовет бунт, – только и сказал отец Келли, устремляя взор к кладбищенским воротам. – Вы все узнаете в заключительный момент.

– Это момент после заключения или перед заключением? – без задней мысли спросил Дун.

– Ну и болван, прямо жалость берет, – вздохнул священник. – Тащи свою задницу через ворота. Да не рухни в яму!

Дун послушался. За ним прошли остальные, краснея от волнения. Солнце, словно для того, чтобы ловчее было подглядывать, спряталось за тучку, и на кладбище налетел порыв ветра, принеся минутное облегчение.

– Вот могила, – кивнул священник. – Сделайте милость, выстройтесь по обеим сторонам аллеи, поправьте галстуки, если таковые имеются, а главное, проверьте ширинки. Встретим Килготтена в наилучшем виде – а вот и он сам!

Тут действительно появился лорд Килготтен, простая душа: в гробу, водруженном на телегу с его фермы; а уж за телегой растянулась на полдороги вереница из автомобилей, легковых и грузовых, палимая солнцем пуще прежнего.

– Ну и процессия! – воскликнул Финн.

– В жизни такой не видывал! – воскликнул Дун.

– Прикусите языки, – вежливо сказал священник.

– Боже мой, – произнес Финн. – Вы только поглядите на этот гроб!

– Видим, Финн, видим! – ахали все присутствующие.

Ибо проплывающий мимо них гроб, заколоченный серебряными и золотыми гвоздями, был и впрямь сработан на совесть, вот только из какого материала?

Это были доски от ящиков, планки от винных упаковок, доставленных морем из Франции для погребов лорда Килготтена!

У завсегдатаев паба перехватило дух. Они закачались, хватая друг друга за локти.

– Ты ведь умеешь читать по-ихнему, Финн, – прошептал Дун. – Назови хотя бы марки!

Оглядев гроб, сделанный из винной тары, Финн почтительно изрек:

– Разрази меня гром. Смотрите! Вот «Шато лафит Ротшильд», урожая тысяча девятьсот семидесятого года. Вот «Шато неф дю пап», шестьдесят восьмого. Тут наклейка вверх ногами: «Ле Кортон»! Смотрим снизу вверх: «Ла Лагюн»! Какой шик, боже ты мой, какой высокий класс! Я бы и сам не прочь, чтоб меня похоронили в таком клейменом дереве!