Незабудки для тебя

— Это не галлюцинация. Это воспоминание. Чье-то воспоминание. Хотя нет, мы знаем чье. Люсьен и Абигайль танцевали здесь, как мы. Любили друг друга, как мы. — Лина упрямо замотала головой, и Деклан тихо чертыхнулся. — Хорошо, хорошо, он любил ее так же, как я тебя. И каким-то невероятным образом их чувства дожили до сего дня. Их история не завершена. Может быть, мы здесь для того, чтобы ее закончить?

— Насчет тебя не знаю, но я — это я, и жить чужой жизнью я не хочу!

— Но не обязательно так…

— Именно так. Разве ты не почувствовал? На какой-то миг мы стали ими. Но жить чужой жизнью — значит и умереть чужой смертью. Помнишь, что с ними стало? Он утопился в пруду, а она…

— Умерла в этом доме.

Лина сделала еще один глубокий вдох.

— Зависит от того, чьей истории верить.

— Я не верю — я знаю. Это случилось наверху, в детской. Но что там произошло, мне неизвестно. И Люсьен так и не узнал. Поэтому и умер от горя. Я должен выяснить истину ради него. И мне нужна твоя помощь.

— Что же я могу сделать?

— Подняться в детскую вместе со мной. Мы все ближе и ближе к ним: может быть, на этот раз ты вспомнишь…

— Деклан! — Она сжала в ладонях его лицо. — Мне нечего вспоминать.

— Кто повесил у меня под окном магические бутылки? Кто первый заговорил о переселении душ? А теперь ты идешь на попятный?

— Нет, Деклан, ты не понял. Мне вспоминать нечего, потому что я — не Абигайль. Абигайль — это ты.

С тем же успехом она могла бы врезать ему между глаз! Деклан едва не рухнул.

— Ч-ч-что?! Как?! Я… Быть не может!

— Почему?

— Потому что… — Он вскочил, совершенно ошарашенный. Первый раз Лина видела Деклана в таком смятении чувств. — Что за ерунда! Как я могу быть… быть женщиной?

— А что тебя так потрясло? Знаешь ли, многие из нас женщины, и ничего, как-то с этим живут.

— Нет! Только не я! Это… это просто невозможно!

— Вполне возможно. И, если так, все сходится.

— Что сходится? Что?!

— Все. Ты снова и снова слышишь плач младенца. Кто может слышать плач ребенка, если не мать? Тебя тянет наверх — туда, где остался ее ребенок. Эта комната пугает тебя, но ты снова и снова туда возвращаешься. Бродишь во сне по коридорам для слуг, прекрасно в них ориентируешься. Абигайль знала, где там и что, а Люсьену откуда было об этом знать?

— Но он же вырос в этом доме!

Однако и сам Деклан сейчас вспомнил, как во сне выглядывал из окна и видел на аллее двух всадников. Если в прошлой жизни он был Люсьеном, как, черт возьми, умудрился увидеть самого себя?

— Это еще не все, — продолжала Лина. — Помнишь, я пришла однажды и застала тебя в каком-то трансе? Ты шел к пруду. Меня тогда поразило, что шел ты как-то очень странно, но я не могла понять, в чем дело, а теперь сообразила! Деклан, у тебя была походка женщины на сносях! — Деклан уставился на нее почти с ужасом. — Точно-точно! Ты шел такими маленькими, осторожными шажками, слегка переваливаясь, и рукой держался за поясницу, как будто нес тяжелый груз…

— Что же, получается, я был не просто женщиной, но еще и беременной?!

— Господи боже, да что ты так нервничаешь? Мог бы и пуделем родиться! Не понимаю, что такого ужасного в беременности?

— В беременности, может, и ничего, но дальше-то придется рожать!

Лина невольно рассмеялась, глядя на его растерянную физиономию.

— Не бойся, в этой жизни рожать тебе точно не придется! И все же, попробуй взглянуть на загадку Дома Мане с этой точки зрения. Мне кажется, многое прояснится.

Деклан в последний момент отдернул руку от ширинки, куда машинально потянулся проверить, все ли у него на месте.

— Э-э… может, лучше не пробовать?

— Узколобость — большой порок, Дек. А теперь мне пора на работу.

— Погоди, погоди! Ошарашила меня этой гипотезой — и сбегаешь?

— Извини, милый, но некоторым из нас приходится зарабатывать себе на хлеб.

— Тогда… тогда приезжай ко мне, когда закроешь бар. И оставайся на ночь.

— Сегодня я ночую у бабули. И завтра тоже. А может, и послезавтра, пока она не придет в себя.

— Что ж, ладно. Тогда поступим так…

Он сжал ее в объятиях и впился в ее губы жарким страстным поцелуем.

— Ну как? — поинтересовался он, наконец оторвавшись от нее. — Нет ощущения, что целуешься с женщиной?