Буйная зелень цвела на подоконнике, а в высокой бледно-зеленой бутылке стояли три нарцисса.
Было здесь и еще множество бутылочек и флакончиков самых разных цветов и форм — с гелями, душистыми маслами, солями для ванны. В изящной плетеной корзинке — с десяток кусков разноцветного душистого мыла.
Еще Деклан обнаружил, что горячая вода в доме у Лины льется более щедрым потоком и куда дольше, чем у него. Блаженно улыбаясь, добрых четверть часа простоял он под душем, от чего ванная наполнилась паром, словно турецкая баня.
Когда он вышел, Лина все еще спала, сладко раскинувшись на простынях, и по обнаженной спине ее скользили лучи утреннего солнца. В его голову пришла мысль забраться снова в постель, но Деклан мужественно ее отверг и занялся поисками кофе.
В жилых комнатах в доме Лины были высокие потолки и полы темного дерева. Стены были блекло-голубые цвета потертых джинсов. В гостиной был обустроен камин с выцветшей от солнца деревянной широкой полкой, которой Деклан немедленно позавидовал. Дерево потрескалось, краска облупилась и поблекла, но он понимал, почему Лина оставила полку как есть. В ней была история, было прошлое.
Джинсовые стены Лина украсила яркими постерами и плакатами. Рекламными постерами, понял Деклан. Элегантные дамы на них потягивали шампанское, а мужчины в смокингах раскуривали сигары.
Гостиную перегораживал диван темно-синего цвета с высокой спинкой, по необъяснимой женской традиции сплошь заваленный подушками.
Деклан оценил вкус Лины. Деревянные полы, необычного цвета стены, плакаты — редкое сочетание, однако все как нельзя лучше подходило друг к другу. Но особенно обрадовали его тюльпаны на кофейном столике.
Наконец он нашел кухню и, войдя, замер на месте. Стены кухни были увешаны большими черно-белыми фотографиями обнаженной натуры, как женской, так и мужской. Деклан не стал рассматривать их, предпочел заняться кофе.
Деклан закрыл раздвижную дверь, чтобы Лину не разбудил шум кофемолки. Пока варился кофе, он стоял у окна и любовался новоорлеанским утром.
За спиной у него послышался шум раздвигаемой двери. Лина в коротеньком ярком халатике сонно улыбнулась ему.
— Прости. Я надеялся, что кофемолку через дверь не слышно.
— Я ее и не слышала. — Она потянулась и глубоко вздохнула. — Зато почувствовала запах кофе. Ты готовишь завтрак, милый?
— Лучше всего у меня получаются тосты. Хочешь?
— Что у тебя получается лучше всего, я узнала ночью. — Улыбаясь, она подошла к нему, обвила его шею руками. — Хочу добавки! — тихо проговорила она и потянулась губами к его губам.
Проснувшись в одиночестве, Лина подумала, что Деклан ушел. Никогда прежде она не позволяла мужчине проводить ночь в своей постели. Проще дать мужчине уйти, пока она спит, отослать его прочь и спокойно заснуть. Лучше уж так, чем проснуться одной.
Но, оглянувшись, она увидела его рубашку, пиджак, ботинки и обрадовалась. Когда мужчина забирает над тобой такую власть, самое время сдать назад.
— Милый, почему же ты не разбудил меня?
— Я об этом подумал, но решил побороть искушение — ведь тебе сегодня на работу, надо было дать тебе выспаться. Однако теперь, раз ты все равно проснулась…
Рассмеявшись, она выскользнула из его рук.
— Да, я проснулась — и хочу кофе! — Она открыла буфет, бросила на Деклана взгляд через плечо. — Если хорошенько попросишь, может быть, приготовлю тебе завтрак.
— Мне встать на колени или сразу пасть ниц?
— Деклан, прекрати меня смешить! Так и быть, сделаю тебе тосты. Французские тосты, — добавила она, заметив, как вытянулось у него лицо. — У меня как раз осталась французская булка. — Лина протянула ему белую фаянсовую кружку, до краев наполненную черным кофе.
— Спасибо. Я так понимаю, когда мы поженимся и заведем шестерых детей, кухарку нам нанимать не придется.
— Шестерых?
— Надеюсь продолжить семейные традиции Салливанов и Фицджеральдов. Кстати, мне очень нравятся эти фотографии. Не так часто увидишь обнаженную натуру на кухне.
— Почему бы и нет? — ответила она, доставая сковороду с длинной ручкой. — Кулинария тоже искусство, и в ней тоже есть нечто чувственное, если умеешь готовить, конечно.
Она достала глубокую миску. Словно завороженный, Деклан следил за тем, как Лина каким-то неуловимым движением разбивала в нее яйцо.